— Да какая-то фигня от давления. Он же сердечник. Не хватает
нам только, чтобы он где-нибудь с сердечным приступом свалился!
Чернов знал о Степановом отношении к сердечным болезням,
поэтому в подробности вдаваться не стал.
— Ладно, Степ, я еще на ту сторону сбегаю и вернусь в
контору. Ты когда уедешь?
— Если войну не объявят, то сразу после того, как деятелей
из администрации дождусь. Мне бы часам к двум на Профсоюзную, а на шесть Белов
«Линию график» назначил. Он должен сначала сюда подъехать, а потом на
Дмитровку. Я думал, дождусь его, но не буду. На Профсоюзной опять какие-то
осложнения…. — Ты молоток, Пашка, — неожиданно искренне сказал Чернов и что
было силы хлопнул Степана по плечу, так что его сильно качнуло вперед. Чернов
поддержал его под руку. — Настоящий полковник.
Так они разговаривали раньше, пока еще между ними ничего не
стояло и не было необходимости ничего скрывать, а жизнь — смешно сказать! —
казалась такой сложной, хотя на самом деле была простой и приятной. Только они
тогда об этом не знали.
Через несколько минут после того, как Чернов и Степанов
разбежались в разные стороны, с тихим скрипом открылась дверь в пустой
вагончик. Никого не было ни внутри, ни поблизости от вагончика, только
канцелярским звоном трещал желтый телефон на заваленном чертежами столе и
вдалеке, на той стороне котлована, тяжело бухала чугунная «баба», забивающая
сваи.
Чистая синяя куртка с оттопыренными от долгой носки
карманами болталась на спинке стула. Одно движение — и крошечный пузырек с
белыми таблетками легко проскользнул в карман.
Дверь тихо проскрипела и закрылась.
Телефон на столе продолжал заливаться, и чугун продолжал
тяжело бухать в сырой песок.
* * *
Саша Волошина всегда старалась жить так, чтобы окружающим
было совершенно ясно, что в ее жизни все не просто хорошо, а прямо-таки
превосходно.
Поначалу это была игра с самой собой. Она придумала эту
игру, когда стало совсем худо и неизвестно было, где взять силы, чтобы жить
дальше. Игра позволяла делать вид, что силы есть, и они и вправду появлялись.
В последнее время делать вид удавалось все хуже и хуже.
Чернов совершенно точно знал что-то определенное. И Степан
знал. А ей, как затравленной собаками лисице, оставалось только ждать, когда
безжалостный и проворный охотник вытащит ее из норы за хвост.
Идиотская кража бумаг из сейфа только все обострила.
Саша убедилась, что кто-то из них знает все и таким сложным
способом пытается ее прикрыть. Только вот кто?
Вадим или Степан?
Степан или Вадим?
О существовании тетрадки Саша не знала, однако подозревала,
что рано или поздно непременно всплывет что-нибудь в этом духе, тогда ей не
отвертеться.
Она и не отвертелась. Приведение приговора в исполнение
откладывалось на неопределенный срок, только и всего.
Лучше бы не откладывалось. Лучше бы привели — и дело с
концом.
Ей так хорошо жилось все последнее время, что она почти
поверила, что это навсегда, что прошлое наконец-то отпустило ее и больше не
будет мучительных и тревожных снов-воспоминаний, отчаянных и безуспешных
попыток начать все сначала.
Тикали часы, отсчитывая по секунде Сашину жизнь. Из кухни
несло какой-то дрянью, то ли вареной рыбой, то ли тухлой капустой — не
разобрать. Соседи готовили ужин, перекликались по квартире как в лесу. Хотелось
горячего чая, но для этого нужно было встать и выйти на кухню, где в данный
момент находился соседский сын, горячий Сашин поклонник, а встреча с ним никак
не входила в Сашины планы.
Она редко приезжала домой так рано, как сегодня, обычно
засиживалась в офисе дольше самых рьяных уборщиц и почти наравне с
программистами, поэтому пылкая любовь соседского сына не слишком ее беспокоила.
Кроме того, в ее жизни был Степан. И Вадим.
По крайней мере до последнего времени.
По телевизору шла очередная серия суперфильма «Менты» или
что-то в этом духе. Запомнить название не было никакой возможности, потому что
герои суперфильма скакали с канала на канал, как блохи, и на каждом канале
назывались по-разному.
Размножение клонированием. Вполне во вкусе сегодняшнего дня.
Саша бесцельно переключала программы, потому что
клонированные менты были совсем уж невыносимы, хотя в недавней — хорошей —
жизни Саша относилась к ним с симпатией.
По второй программе показывали Анатолия Чубайса, который как
раз объяснял россиянам, почему в самое ближайшее время в их домах отключат
свет. Оказывается, потому, что большинство предприятий задолжало Чубайсу
какие-то бешеные деньги. При чем здесь дома россиян, было неясно, хотя Чубайс
старательно пытался объяснить или делал вид, что пытался.
По третьей программе хвалили мэра и ругали министра печати,
но делали это на редкость скучно. Сразу хотелось разлюбить мэра и полюбить
министра печати, хотя ничего хорошего от министра печати никто никогда не
видел, а мэр заставил фонари на улицах светить, а транспорт ходить в некотором
соответствии с расписанием.
По четвертой программе рассказывали, как Анатолий Быков
убивал конкурентов, находясь при этом почему-то то ли в Греции, то ли в
Венеции. Покойные конкуренты все до одного были криминальными авторитетами,
поэтому средний зритель немедленно проникался симпатией к Анатолию Быкову и
недоумевал, за что такого хорошего человека упекли в каталажку. Он ведь не честных
граждан убивал, а бандюганов, елки-палки!..
По пятому каналу шел сериал «Бандитский Петербург», если не
клон, то брат-близнец давешних «Ментов».
По шестому три феминистки обсуждали судебный процесс над
четвертой, которая зарезала своего мужа. Или не зарезала, но пыталась. Или не
пыталась, но написала в редакцию, что мечтает об этом. Саша решила, что все
они, исключая ведущую, просто больные и неуверенные в себе женщины. Ведущая
была хороша и очень в себе уверена. Смотреть на нее было приятно. И было бы еще
приятнее, если бы она не так старалась втолковать окружающим, что она
обыкновенная — как все — и добилась успеха, славы и собственной передачи
исключительно своими силами. Это была не правда, и все понимали, что это не
правда, поскольку знаменитого папу-режиссера знали и любили в народе, и от
этого постоянного «я как все» было почему-то не то чтобы стыдно, а неловко.
На этом возможности Сашиного телевизора иссякли, и она
поняла, что если сейчас же не выпьет чаю, то завоет на весь дом от безысходности,
тоски и страха. Давным-давно пора купить нормальный электрический чайник и
кипятить его в комнате, а не таскаться на кухню, где воняет рыбой и соседи
перекликаются как в лесу, но в последнее время Саше совсем расхотелось жить и
стало наплевать на чайник.
