Степан поставил локти на стол и сунул физиономию в сложенные
ковшиком ладони. Физиономия горела и неприятно кололась, а кожа казалась
слишком сухой и тонкой.
— Я ничего не понимаю, — с ходу сообщил появившийся на
пороге Белов, — что за дикая история?! И почему ты не стал ничего искать?
— Да потому что нечего искать. — Степан с силой потер
колючие щеки и закрывающиеся глаза.
— Паш, мне не нравится, когда ты начинаешь говорить
загадками. У тебя это плохо получается.
— Я не говорю загадками. — Степан никак не мог заставить
себя взглянуть на зама. Что он станет делать, если взглянет и поймет, что
тетрадку вытащил Белов? Впрочем, он был почти уверен, что Белов тут ни при чем.
— Я не стал ничего искать, потому что из сейфа поперли муркинскую тетрадку и
больше ничего.
Белов протяжно и выразительно свистнул:
— Ни хрена себе!
— Вот именно, — пробормотал Степан, — вот и я про то же…
Вернулся Чернов, покручивая на пальце ключи от машины.
Брелок с символикой «тойоты» взблескивал стальным нестерпимым блеском
Настроение у него ничуть не ухудшилось.
— Серегу я проводил, — доложил он бодро и швырнул Степану на
стол пустую файловую папку, — деньги сунул. Кстати, кто-нибудь знает, сколько
именно там было? Слишком много дать тоже плохо…
— Ну посчитал бы! — сказал Степан со злобой. — Что ж ты не
посчитал?
Чернов сел в кресло перед Степановым столом, и некоторое
время все молчали.
— Прошу высказываться, — наконец велел Степан, — кто,
по-вашему, попер муркинскую тетрадь? И куда он после этого делся? И где до
этого был?
— Что за тетрадь-то, я не пойму, — спросил прораб осторожно,
— покойника нашего, что ли?
Степан молчал, уставившись на фигурку рабочего в стиле
«техно», украшавшую его стол. У рабочего были металлические руки и ноги,
вылупленные глаза-шурупы и каска на болтах, насквозь проткнувших плоскую
железную голову. Он очень напоминал Степану самого себя. По крайней мере самого
себя в данную минуту.
— Да мы у Муркина тетрадочку нашли, — пояснил Чернов, — уже
после того, как менты все дело прикрыли. А в тетрадочке какие-то буковки и
циферки нарисованы, мы так толком и не поняли, что за буковки с циферками. А
теперь ее из сейфа сперли.
Чернов, в отличие от Белова, никакого изумления не выразил и
даже не задал исторического вопроса о том, что именно пропало из сейфа, если
деньги — самое святое! — не взяли.
Это означает что-то или нет? И если означает, то что? И как
понять, что именно это означает и означает ли?
Где ты, где ты, так никем и не оцененный капитан Никоненко,
сыщик-профессионал, знаток человеческой психологии, крещенный в сафоновской
церковке и знающий о жизни все?
— Кофе готов, мальчики, — раздался от двери Сашин голосок, —
а вам чайку, может, Валентин Петрович?
Она осторожно и ловко внесла огромный поднос, на котором
вкусно и сытно дымился немецкий кофейник в красную и белую клетку — не какая-то
там безликая кофеварочная колба! — и отсвечивал сахарным боком разноцветный
мармелад в брызжущей светом хрустальной мисочке, и холодная сырокопченая
колбаса лоснилась, уложенная в кружок на чистом блюдце, и глаз невозможно было
оторвать от этого подноса, и нос начинал ловить все запахи, и на душе делалось
светло и умильно, как у собаки, неожиданно получившей на завтрак килограмм
молочных сосисок.
Где-то еще совсем недавно Степан уже чувствовал себя так же
умильно и расслабленно и точно так же напоминал себе, что расслабляться нельзя
— вцепятся в шею, под самое горло, порвут, загрызут, ничего не оставят…
Ах да. Дома. Когда Иван и прибалтийская крыса усадили его
чаевничать.
«Пап, ты купи нам завтра груш. И еще я никак не мог желтую
пижаму найти, а синюю Валентина Ивановна постирала. Ты мне найдешь потом,
ладно, пап?»
— Итак? — повторил Степан неприятным голосом. — Саш, тебя
это тоже касается. Кто где был, кто кому звонил, кто откуда вернулся и у кого
еще, кроме Петровича, среди ночи возникла острая необходимость съездить в офис
за бумагой для принтера? Кто первый? Ты, Черный?
— Ты что, считаешь, что тетрадь кто-то из нас взял? —
спросил Белов брезгливо.
— Считаю, — отрезал Степан.
— Тогда, выходит дело, и Муркина кто-то из нас укокошил, —
сказал Чернов задумчиво. — Это ты, Павлик, здорово придумал. Толково. Никаких
убийц искать не надо, сдал в ментуру кого-нибудь из нас, и все. Правильно,
Павлик.
— Господи, о чем вы говорите! — вскрикнула Саша. — Каких
убийц?! Ведь милиция сказала, что это был несчастный случай! Обыкновенный
несчастный случай! Пьяный рабочий упал в котлован, только и всего!
Чашка мелко дрожала у нее в руке, кофе плескался о белые
фарфоровые берега. Степан отвернулся, чтобы этого не видеть.
Господи, еще три дня назад он мечтал на ней жениться и был
совершенно уверен, что, если женится, все в его жизни и в жизни его сына
наконец-то встанет на свои места, а она так хладнокровно обманула его!
— Ну ладно, — сказал Чернов торопливо. Он опасался, что Саша
чем-нибудь себя выдаст, и тогда положение будет не спасти, — раз так, то я
первый отчитываюсь. Значит, уехал я часа в три прямиком на Профсоюзную. Там я с
Полуйчиком лаялся часов до пяти, наверное. До полседьмого скакал по этажам,
смотрел, кто чем занимается. Потом поехал на дачу.
— Куда? — переспросил Степан недоверчиво. Он отлично знал,
что Черный дачу свою ненавидит и почти никогда на ней не бывает. Дача была
передана в полновластное тещино владение, а Чернов в нее только деньги
вкладывал.
— На дачу я поехал, на дачу, — повторил Чернов, несколько
повысив голос, — чего это ты так изумился? Я с женой в очередном разводе.
— Внеплановом? — удивился Степан. Про семейную жизнь Чернова
он тоже все знал. — Вроде у вас развод по плану на начало лета намечался?
— Намечался на начало, а получился сейчас. Но мы из графика
не выйдем, мы в начале лета опять разводиться начнем…
У них был такой юмор, и всю жизнь они отлично понимали друг
друга.
Ну и как жить, если подозревать даже самых близких?
Таких близких, как Черный, который хоронил Степанову мать,
взяв на себя все, что нужно в таких случаях. Степан беспробудно и мрачно пил, а
черновские родители на своих шести сотках откармливали клубникой его сына
Ивана.
Как жить, если окажется, что он, Павел Степанов, тридцати
восьми лет от роду, ничего не знает о жизни и о людях вокруг него?!
