Мать твою, как все хреново! Он даже не ожидал, что все может
обернуться так хреново!..
Он должен принять решение, от которого зависит не только его
жизнь. И он не знает — ну совсем не знает! — каким должно быть это решение!
И Сашка в последнее время его избегает. Даже такое толстокожее
и бесчувственное бревно, как он, это заметил.
Чернов зачем-то обошел огромный кабинет по периметру и сел
за Степанов стол. Кабинет был создан специально нанятым дизайнером в лучших
традициях продвинутых американских корпораций — один на всех. На столе у
Степана была всегдашняя свалка из нужных и ненужных бумаг, горы канцелярской
муры, которую Степан обожал, нелепая металлическая фигурка рабочего в каске и с
мастерком, сделанная в ультрамодном стиле «техно», и фотография Ивана.
Черт побери эту проклятую жизнь, а у него даже ребенка нет!
Нет и не будет.
Степан, несмотря ни на что, — счастливый человек. Просто
иногда он этого не понимает.
Зазвонил телефон. Чернов вздрогнул, как будто к шее
приложили оголенный провод.
Все правильно. Так и должно быть. Теперь он будет
вздрагивать от каждого телефонного звонка. Замирая от тревоги, он прислушался.
Трубку взяла секретарша, хотя это была личная Степанова линия. Очевидно, он
переключил ее на секретаршу, когда уезжал. Некоторое время совсем ничего не
было слышно, а потом зеленая лампочка на аппарате погасла — трубку положили.
Ничего, все в порядке, на этот раз обошлось.
— Вадим Алексеевич, — вдруг сказал селектор голосом
секретарши, — Павлу Андреевичу звонили из школы, просили перезвонить, а
мобильный у него не отвечает. Что мне делать?
— Ничего не делать, — сердито сказал Чернов. Секретарша
своей прозой жизни отвлекла его от печальных и высоких мыслей. — Все равно мы с
вами его не догоним, даже если немедленно побежим. Поэтому делать нам нечего.
Будем ждать, когда мобильный заработает. Но вы время от времени ему
позванивайте. Вдруг что-то срочное…
Только он положил трубку, как позвонила жена и грустным
голосом сообщила, что у мамы опять был сердечный приступ.
У мамы регулярно случался «сердечный приступ» на почве
просмотра очередного сериала. Несколько лет назад, когда сериалы только входили
в моду, Чернов ловил себя на гнусном желании своими руками задушить кого-нибудь
из создателей этого бессмертного жанра.
А потом ничего. Потом он привык.
Он вообще ко всему привык. Человек быстро ко всему
привыкает.
— Я у мамы, — говорила в трубке жена, — и ты приезжай сюда.
Только тебе нужно будет заехать в аптеку.
— Да, — сказал Чернов, — конечно.
И покорно, как приговоренный к пожизненным каторжным
работам, записал, что именно купить в аптеке.
Десять лет назад он женился на неземном создании. У создания
была страсть к романтическим нарядам, оно обожало сентиментальные истории, было
слабым, болезненным, вечно подверженным простудам, избегающим сквозняков и
требующим постоянного присмотра.
Как он на все это купился? Все-таки ему было… сколько?.. да,
двадцать восемь лет, не восемнадцать.
Первым делом создание испортило его собственные отношения с
его собственными родителями, и сделало это на редкость ловко. Как-то совершенно
незаметно он перестал бывать у отца с матерью так часто, как раньше, потом стал
бывать редко, а потом вообще перешел на общение посредством телефона. Для чего
это было проделано, никто так и не понял, потому что родители у него были
добрые и смирные, сыновей и невесток обожали, слова поперек не говорили и
только все ждали внуков.
После успешного завершения операции «Родители» создание в
два счета ликвидировало всех его друзей. Они отвлекали супруга от выполнения
супружеских обязанностей, которые, помимо всего прочего, должны были состоять в
постоянном созерцании, восхищении, трепете и пребывании в непосредственной
близости от неземного создания.
Оно ликвидировало бы и Белова со Степановым, но это было
невозможно — гадкий супруг встал на дыбы, и, как оказалось, к лучшему, потому
что впоследствии эта дружба стала приносить доход. Степанов открыл
«Строительные технологии» и позвал Чернова в замы. Однако принимать в доме
такого развратника. как Белов, и такого хама, как Степанов, создание наотрез
отказалось Было много слез, искреннего горя, примирений и всяких прочих
манипуляций, включая лежание на диване лицом к стене в течение трех дней, и
Чернов сдался.
«Черт с тобой, я не буду звать их домой. Только не надо
больше рыдать, я тебя умоляю».
Поначалу он еще ничего не понимал и, как большинство мужчин,
делал из всего происходящего совершенно нелепые выводы. Например, что это такая
сильная любовь.
Ну просто любовь такая. Безудержная. Пылкая. Настоящая.
«Она ревнует меня ко всем подряд. Дурочка. Никто мне не
нужен, кроме нее. Она слабая, беспомощная, кто ее защитит, спасет, укроет от
жизни, если не я?» Ну и так далее.
Сейчас ему было стыдно об этом вспоминать.
Он делал все, что она хотела. Не потому, что был тряпкой, а
потому, что чувство долга перевешивало все остальное.
Или все-таки потому, что был тряпкой?
Она не любила, когда при ней пьют пиво, даже от запаха ее
тошнило, и он перестал пить пиво. Она не ела жареное мясо, потому что в нем был
холестерин — или как его там? — и он перешел на овсянку. Майонез разъедал
желудок. От шашлыка делался запор. В коньяке был мышьяк. В воде — тяжелые
металлы. Жена Белова была идиоткой. Жена Степанова — проституткой. Степановский
мальчик был категорически не правильно воспитан. В отрыве от природы и вообще.
О собственном ребенке не могло быть и речи.
«Ты что, хочешь меня убить? И мама будет волноваться, а ей
нельзя!..»
Чернов отчасти подозревал, что всем этим цирковым фокусам
жену обучала нежная мать, которая замужем никогда не была, но абсолютно точно
знала, как именно следует обращаться с мужчинами, чтобы они не выходили из-под
контроля.
Два раза в месяц жена непременно болела — будь то зима или
лето. Во время болезни она требовала особенно тщательного ухода и повышенного
внимания. Он ухаживал и уделял повышенное внимание.
В гости теперь приходили только ее подруги и их мужья,
которых Чернов знать не знал и не умел с ними общаться. Он был буржуй, а они —
чистые души, презиравшие людей коммерческого склада. Во время приемов за женой
тоже следовало ухаживать, да не просто так, а в соответствии с ее
представлениями о светской жизни. Чернов так и не научился выполнять этот номер
на «отлично», все где-то промахивался и ошибался.
