— Вы с официальной версией не согласны, Павел Андреевич? —
спросил капитан с простодушным любопытством. — Вам известно что-то, что
осталось неизвестным нам?
— Да что вы! — не выдержал Чернов, переводя взгляд с
капитана на шефа, который в присутствии посторонних, да не просто посторонних,
а опасных посторонних, вел себя как идиот. — Все, что нам было известно, мы вам
как на духу еще тогда рассказали…
— Да рассказать-то рассказали, — согласился капитан
Никоненко, — только вот Павел Андреевич сомневается что-то.
— Он не сомневается! — Чернов посмотрел на Степана, и во
взгляде у него было непонимание и отвращение к начальнику, который вздумал
чудить в такой неподходящей компании. — Он просто пытается понять все, до
конца. Он у нас всегда такой, дотошный…
— Черный.
Голос был холодный и злой. Чернов независимо пожал плечами и
умолк.
— Ваш Муркин, насколько нам известно, не был ни
председателем совета директоров «Лукойла», ни главой «Газпрома», — непонятно
сказал капитан Никоненко и задумчиво щелкнул ногтем по носу бронзового чудища.
— Все, что, могли, мы сделали, а дальше…
— Дальше, дальше, — пробормотал Степан и откинулся в кресле.
И пультом почесал голову. — Дальше… Если по моей стройке шатается убийца, то
это мои проблемы. Правильно я понимаю?
«Что он делает, мать его, — быстро и яростно подумал Чернов,
— хочет по новой кашу варить?! Чего ему теперь-то не хватает?! Все же ясно!
Нужно этого капитана провожать к Аллаху, а Степан привязался как банный лист…»
— Вы хотите серьезного расследования? — осведомился
Никоненко холодно. — Правильно я понимаю?
Степан усмехнулся довольно мрачно.
— Вы все понимаете даже слишком правильно, — сказал он. —
Странно, что вы все так правильно понимаете, Игорь Владимирович.
— Ну да, — протянул Никоненко неопределенно, — конечно.
Откуда что берется?
— Кофе, Павел Андреевич! — доложила преданная Тамара. —
Можно подавать?
— Подавай, — разрешил Степан с заметным облегчением. — Ты к
Зине за пирогами сбегала?
— Сбегала, Павел Андреевич! Сегодня с мясом и рисом! Были с
яблоками, я парочку взяла на всякий случай, если ваш гость любит с яблоками…
Тамара тараторила без остановки, расставляя на столе чашки,
тарелочки с лимоном, плетенку с сухарями и пироги, дивной красоты пироги в
выстланной чистой салфеткой мисочке.
Никоненко смотрел во все глаза. Тамара ухаживала за своим
начальством с истовой радостью, как старая нянюшка за господами в фильме
«Барышня-крестьянка».
Ни одной фальшивой ноты, отметил капитан Никоненко с
уважением. Только искренняя, чистая радость и обожание.
Интересно, чем Павел Степанов внушил Тамаре столь светлое и
пылкое чувство? Человек он не так чтобы приятный, а вот поди ж ты!..
И опять, как тогда, в первый раз, что-то странное почудилось
капитану Никоненко во всем здешнем воздухе, что-то странное и неприятное, почти
угрожающее, что обязательно должно произойти и произойдет, что бы ни думал
капитан Никоненко.
— Так что можете вашего Муркина забирать, если родные так и
не объявились, хоронить и так далее. С нашей стороны ни вопросов, ни пожеланий
нет. — Никоненко откусил пирога и даже зажмурился от счастья. Ему было проще
всех, и отчасти он даже жалел Павла Степанова. Капитан перестал отвечать за что
бы то ни было с тех пор, как получил заключение о том, что Муркин погиб в
результате несчастного случая. — Работу можете продолжать, по нашей линии
никаких вопросов не будет.
— Это хорошо, — сказал Степан ненатурально бодрым голосом и
тоже откусил от пирога.
Странно, сегодня Зинины пироги показались ему совершенно
безвкусными. Соли, что ль, забыла положить?
— Ну а ежели кто опять перекинется — обращайтесь. —
Никоненко поставил чашку на блюдце. Она негромко звякнула. — Поеду я, Павел
Андреевич. Спасибо за пироги, за любовь, за ласку. До свидания, и надеюсь, что
мы с вами больше никогда не встретимся.
Степан кивнул и поднялся из-за стола.
— Я вас провожу.
Почему-то он был уверен, что, как только они выйдут из
вагончика, Никоненко обязательно скажет ему нечто важное и судьбоносное, такое,
чего он никак не мог сказать при всех Но капитан помалкивал и только щурился на
солнце, как сытый кот. В молчании они дошли до красной «пятерки».
Тут капитан Никоненко, шедший чуть впереди, повернулся к
Степану, схватил его за руку и стал душевно с ним прощаться:
— До свидания, Павел Андреевич, желаю вам еще десять
супермаркетов построить и еще несколько стадионов или что там у вас самое
престижное, в вашем бизнесе?..
Степан улыбнулся:
— В нашем бизнесе, как и во всех других, самое престижное
то, за что бюджетные деньги дают. Они же у нас как были, так и остались
несчитанные… — И, помолчав, спросил осторожно: — Точно несчастный случай?
Капитан сидел в машине, и загорелая кинематографическая рука
уже тянулась к зажиганию. Вопрос остановил его руку в середине этого движения.
Капитан проделал рукой сложно определимые движения и зачем-то пристроил ее на
руль.
— Павел Андреевич, — сказал он душевно. Степанов начинал его
раздражать. — Милый, милый Павел Андреевич! Вы сам не свой с тех самых пор, как
я объявил вам о том, что с вашим рабочим произошел обыкновенный, и даже в
некотором роде банальный, несчастный случай! Это оч-чень подозрительно, милый
Павел Андреевич! Согласно моим представлениям о жизни, эта новость должна была
вас обрадовать. Или я ошибаюсь?
— Я обрадовался, — буркнул Степан. — Просто у меня
предчувствие какое-то нехорошее. Странное.
— Я не могу заниматься вашими предчувствиями, — сказал
Никоненко жестко, и его лубочный тон куда-то моментально пропал. — Мне некогда,
Павел Андреевич. Если вы сомневаетесь в том, что расследование было проведено
тщательно…
— Нет-нет, — испуганно пробормотал Степан, — я не
сомневаюсь. Совсем не сомневаюсь. Просто у меня… предчувствие.
— Ну да, — сказал Никоненко. — Я понял.
Он запустил мотор и захлопнул дверцу машины перед самым
Степановым носом.
— Если что, звоните, Павел Андреевич!
Степан проводил «пятерку» взглядом. Она неторопливо поползла
к выезду со стройплощадки, ныряя в песочные дюны, как рыбацкая лодка в волны во
время крепкого ветра.
— Паш, ты чего, совсем того, что ли? — злобно спросил Чернов
у него над ухом. — Не, я, конечно, идиот, о чем вы с Беловым мне все время
напоминаете, но я ни хрена не понял, зачем ты стал его расспрашивать, а? Чтобы
он свое поганое расследование на нашей территории сначала начал? Чтоб я еще
четыре сортира построил, пока объект заморожен? А, Паш? Нет, ты мне объясни,
может, это у тебя политика такая? Чтобы не работать, а только с ментами
рассусоливать?
