Ингеборга перевела взгляд на Валерия Владимировича, который
как раз кончил шептаться с официанткой и уже несколько секунд пристально
смотрел ей в щеку.
— Как вам здесь? Ничего? По-моему, замечательное местечко!
— Есть очень хочется, — повторила Ингеборга, ни за что не
желающая становиться неземным созданием и делать вид, что еда ее совершенно не
интересует.
— Инга Арнольдовна, здрасьте! Здрасьте, Валерий
Владимирович!
Голос был звонкий, радостный, полный искреннего и
неподдельного чувства, и прозвучал он так неожиданно, что Ингеборга и историк
разом вздрогнули, как парочка восьмиклассников, которых застукали за школой с
куревом и пивом.
— Инга Арнольдовна, это я, Иван! Вы что, меня не узнаете?!
Сияющая кривоватыми передними зубами мордаха выглянула
откуда-то справа. На ней было столько счастья, что Ингеборге стало неловко, как
будто ее по ошибке приняли за кого-то другого и радость на сияющей мордахе
предназначена вовсе не ей.
— Иван.
Голос был властный и негромкий и как будто совершенно не
признающий того, что его можно ослушаться.
— Иван, извинись и вернись на место.
— Нет-нет, — пробормотала Ингеборга и оглянулась, но
почему-то так и не нашла того, к кому обращалась, — он совсем не мешает.
Привет, Иван.
Мордочка засияла вновь и придвинулась поближе.
— А вы тоже ужинаете, да? А мы с папой так захотели есть,
что решили не ехать домой, а поехать в ресторан. Я вообще-то не очень люблю
рестораны. А вы любите китайскую лапшу? Это моя любимая! А еще…
— Иван.
Голос прозвучал совсем близко, и прямо перед глазами
Ингеборги оказался широкий кожаный ремень, ниже которого простирались голубые
джинсы, а выше — черная водолазка.
— Иван, сколько раз я должен повторять? Извинись, и пойдем
на место!
Как будто щенка урезонивал, честное слово! И ничего не
случится с его прекрасным сыном, если тот две минуты поговорит с собственными
учителями в неформальной обстановке!
По черной кашемировой водолазке взгляд Ингеборги добрался до
пухлых щек, заросших дневной щетиной, и голубых глаз, которые, как обычно,
смотрели с сонным неодобрением.
Она мигом отвела глаза.
Зря она так переживала из-за сегодняшнего разговора с ним.
Все-таки он на редкость неприятный тип.
— Извиняюсь, — буркнул неприятный тип. — Иван!
— А около нашего столика аквариум, — сообщил Иван, как будто
и не слышал призывов грозного папаши, — мы там сидим, потому что мне очень
нравятся рыбки. А папа говорит…
— Если ты сию же минуту…
Историк Валерий Владимирович улыбался доброжелательной и
грустной улыбкой Вячеслава Тихонова из фильма «Доживем до понедельника», хотя,
с точки зрения Ингеборги, ситуацию давно нужно было спасать. Ситуацию и не в
меру общительного Ивана Степанова.
— Рыбки? — переспросила Ингеборга. — Настоящие?
— Классные! — подтвердил Иван.
— Пойдем посмотрим? — Ни на кого не глядя, она решительно
отодвинула стул, шагнула в сторону, чтобы не уткнуться в живот Павлу Степанову,
и подтолкнула вперед Ивана.
— Это не слишком далеко? Если далеко, я не пойду. Мне должны
принести еду, а если я не поем, то через пять минут умру с голоду. — Она
чувствовала, как будто под кожу ей ввинчивают два сверла — так пристально
смотрели ей вслед оставленные в одиночестве джентльмены.
— Вы еще не ели? — поразился Иван. — А нам уже давно
принесли, вы можете есть с нами и смотреть на рыбок! Папа ест очень быстро, а я
так не умею. Хотите поесть с нами? Я с вами поделюсь своей китайской лапшой.
Он был очень любезен и гостеприимен, восьмилетний Иван
Степанов. Он был совершенно уверен, что ведет себя просто прекрасно, и даже
оглянулся через плечо на отца, явно очень гордясь собой. Но у отца было
странное — и как будто даже недовольное! — лицо.
Со спины Ингеборги Степан перевел взгляд на физиономию
историка Валерия Владимировича, но тот лишь улыбнулся неопределенной улыбкой и
слегка пожал плечами.
— Ей нравится ваш мальчик, — сообщил Валерий Владимирович,
как бы извиняясь за поведение Ингеборги, и сложил пальбы домиком. — Она очень
переживает за него и таким образом пытается наладить с ним контакт…
Не дослушав, Степан кивнул и вернулся к своему столу. В
некотором отдалении, сталкиваясь головами, Иван и учительница литературы возили
носами по передней стене гигантского аквариума.
Значит, эта самая Инга Арнольдовна — подруга историка и… как
там говорится? Ничто человеческое нам не чуждо? Занятно. И Иван хорош! Что это
за новости — приглашать к столу совершенно чужих людей, даже не спросив
разрешения?!
Впрочем, вряд ли кто-то когда-то объяснял ему, кого и как
следует приглашать к столу…
Купить, что ли, аквариум? Только где его ставить? И кто его
будет чистить? Полоумная Клара Ильинична? Она и так за каждую лишнюю вытертую
пылинку требует прибавки к жалованью, и Степан соглашается, потому что у него
нет времени искать ей замену. За аквариум она потребует самое меньшее купить ей
квартиру.
Голосок Ивана звучал все громче. Он всегда начинал орать,
когда увлекался и забывал, где находится. Степан протяжно вздохнул, скосил
глаза на тлеющий кончик своей сигареты, зачем-то покрутил в пальцах, потом смял
ее в пепельнице и тяжело поднялся, решив, что, пожалуй, пора разогнать всю эту
лавочку.
— Иван, достаточно. Ты уже все показал… Инге Арнольдовне.
Они оба оглянулись с недоумением и некоторой досадой, как
научные сотрудники, которых на самом интересном месте прервала надоедливая
уборщица.
— Что? — спросил Степан недовольно.
— Пап… — начал Иван.
— Хватит, я сказал. Садись на место.
На Ингу Арнольдовну он не обращал никакого внимания.
Она выпрямила спину, хотела что-то сказать, но промолчала и
только заправила за ухо прямые густые волосы..
Степан посмотрел на ее волосы, заправленные за ухо.
Он боялся всех женщин в мире. Старых, некрасивых, толстых,
худых, умных, идиоток, красоток… Леночка научила его бояться. Он боялся и не
доверял им, даже самым близким, даже самым лучшим, самым проверенным и не
опасным, вроде Саши Волошиной. Он не доверял им, презирал их и знал, что самый
лучший способ спастись — это сделать вид, что их вовсе не существует в природе.
Ингеборги Аускайте тоже не существовало. По крайней мере для Павла Степанова.
Может быть — и даже скорее всего! — она существовала для историка Валерия
Владимировича и еще для кого-то, но для Павла Степанова ее не было. Был просто
еще один жизненный… фактор, с которым приходилось считаться. Это как раз легко.
Считаться с самыми разнообразными жизненными факторами Степан научился
давным-давно.
