Пить с Петровичем водку и знать, что эта водка в сочетании с
той дьявольской химией вот-вот его прикончит?! Что еще полчаса, и он начнет
помирать? Прямо здесь, прямо на глазах, помирать неотвратимо и страшно, и
ничего, ничего уже нельзя будет сделать, чтобы остановить эту смерть?!
Нет. Только не Черный.
Саша? С ее платиновой красотой, с ее прошлой жизнью, с ее
умением пользоваться лекарствами, с ее талантом все организовать и доводить до
конца?
Он не мог сидеть, глядя, как крутится на столе перед ним
полированная телефонная трубка. Он должен немедленно что-то сделать. Например,
встать и выйти на улицу.
Когда подъехала Леночка, Степан сидел на мокрой лавочке
перед домом, курил и время от времени вытирал с шеи тяжелые капли, которые
падали с оттаявших деревьев.
— Привет! — Леночка выпорхнула из такси, не считая, сунула
водителю какие-то деньги, подбежала, стуча каблучками, и горячо и нежно
поцеловала Степана в щеку. — Почему ты на улице? Или ты не хочешь, чтобы я
заходила в твою квартиру?!
— Не хочу, — честно признался Степан и поднял на Леночку
тяжелые больные глаза, — если хочешь говорить, можем поговорить в машине. Я
подвезу, куда тебе надо. Если тебе это не подходит, я уезжаю. У меня…
неприятности на работе.
Сколько раз за последние несколько дней он произносил эту
фразу, чтобы объяснить Ингеборге свое отсутствие по вечерам и выходным?
— Какие еще неприятности! — сказала Леночка презрительно и
провела перчаткой по мокрому сиденью лавочки, раздумывая, присесть или не
стоит. Решив, что не стоит, она потянула Степана за рукав и ловко пристроилась
к нему на колени. — Что еще за неприятности в выходной день! Давай лучше сходим
в ресторан и поедем ко мне. Кстати, а где… ребенок?
— Гуляет, — ответил Степан, тяжеловесно недоумевая, как
именно Леночка оказалась у него на коленях, — а что? В тебе проснулись
материнские чувства?
— Ну, Степа! Ну что ты какой странный! Стоило мне раз в
жизни сходить к нему в школу, и ты уже целое расследование затеял! Но это же
смешно, ей-богу! Просто мне кто-то сказал, что ты нанял ему учителку и спишь с
ней, только и всего!
Она поняла, что сболтнула лишнее, сразу же. Больше всего на
свете ей захотелось вернуть эти слова обратно в рот, сделать так, чтобы они
никогда оттуда не вылетали, но было уже поздно.
— А что? — воинственно спросила она, глядя в его изумленное
лицо. — Это же небывалый случай, чтобы ты стал с кем-то спать!.. Или ты
думаешь, что мне это не любопытно? Господи, да я ждала этого много лет, я всю
голову себе сломала, кому мне тебя пристроить, и вдруг — такое событие!
Чем быстрее она стрекотала, тем все отчетливее становилось,
что дело совсем не в этом. Степан смотрел на нее, и ей казалось, что она видит,
как крутятся внутри ширококостной головы плохо смазанные шестеренки и колесики.
Ух, как она его ненавидела!..
— Поедешь со мной? — вдруг спросил он как ни в чем не
бывало, и шевеление его лба прекратилось. — Куда тебя подвезти? Домой?
Везти ее домой он никак не должен был, и поэтому Леночка
моментально придумала парикмахерскую.
Почему-то эти идиоты мужики безоговорочно верят в любую
самую невероятную ложь, если только в ней фигурирует парикмахерская.
В парикмахерской можно просидеть до часу ночи. Необходимость
посещения парикмахерской сводит на нет все деловые договоренности. В
парикмахерскую можно ходить по три раза на день, и все три раза это объяснение
будет признано удовлетворительным.
Козлы.
Он открыл ей пассажирскую дверь «лендкрузера», обошел машину
и уселся сам.
— Пристегнись, — велел он. У него был какой-то постоянный
психоз насчет привязных ремней. — Так о чем ты хотела со мной поговорить? —
спросил он, выбираясь на проезжую часть. Вчерашняя шикарная парковка прямо под
окнами теперь оборачивалась другой стороной.
— Ну как о чем? О ребенке, конечно! Я же понимаю, как тебе
несладко, Степа. Ну, наверное, хватит уже! Можно остановиться. Хочешь, я
поговорю с людьми, которые действительно в этом понимают? Его можно отдать в
отличный интернат, где ему будет хорошо и спокойно, и ты не будешь постоянно
нестись домой, чтобы отпустить очередную няньку или, наоборот, найти ее…
Степан поерзал в своем кресле, старательно пытаясь
справиться с горячим желанием немедленно вышвырнуть бывшую жену из машины.
Включил приемник, который голосом Филиппа Киркорова заголосил про красную розу.
Все же это было лучше, чем Леночкины излияния относительно
Ивановой судьбы.
— Гадость какая, — сказала Леночка про Киркорова. Где-то она
слышала, что люди с тонким вкусом не слушают таких исполнителей, как он. —
Степ, выключи.
Степан помотал головой. Пребывание с Леночкой в тишине
тесного автомобильного салона могло кончиться мордобоем. По крайней мере он за
себя полностью отвечать не мог.
— Я не могу это слушать — продолжала тонкая натура Леночка.
— Это какое-то убожество!
И переключила приемник с «Русского радио» на компакт-диск,
чего Степан никогда в жизни не делал. CD-плейер с середины завел какую-то песню
Гребенщикова. Очевидно, кто-то когда-то забыл в нем именно этот диск.
— Ну вот, — удовлетворенно сказала Леночка, — по крайней
мере это можно слушать.
Степан покосился на нее с некоторым недоумением. О ее тонком
музыкальном вкусе он даже и не подозревал. Как и о том, что она специально
поехала в школу, чтобы установить, с кем именно спит Степан, ее бывший муж.
В том, что она поехала в школу именно за этим, он ни секунды
не сомневался. Вовсе не Иван ее волновал. И вовсе не из-за Ивана она назначила
сегодня встречу на Степановой территории. Просто ей нужно было убедиться, что
учителка существует в жизни бывшего мужа.
Он притормозил на светофоре и потянулся за сигаретами.
Прямо перед ним на панели приемника зеленым огнем горели
большие иностранные буквы.
CD. И Гребенщиков пел заунывно.
Стоп.
Когда-то это уже было с ним. Именно с ним, именно в его
машине.
Он никогда не слушает в машине ничего, кроме «Русского
радио». Он приземленный, грубый мужлан с отсутствующим вкусом. «Русское радио»
подходит ему больше всего. Он никогда не переключает приемник с радио на
компакт-диск, и тем не менее когда-то, не так давно, приемник был точно так же
переключен.
И не на другую радиостанцию, а именно на компакт-диск.
