– Григорянца. Кстати, в титрах даем, что он лауреат
Нобелевской премии и больше ничего, у него титулов слишком много, чтобы
перечислять, а ведущая у нас не” опытная, запутается в них.
– А кого ты поставил на замену? – встрял Ники.
Зданович повел плечом, словно там вилась муха и гудела
назойливо.
– Да какая тебе-то разница! Твое дело снимать!
– И все-таки?
Зданович положил ладони на стол, оперся и свесил голову,
всем своим видом давая понять, как Ники ему надоел. Просто до смерти.
– Мы решили, что Раечка проведет. Она раньше “Утро” вела.
Ничего, справится.
Ники опешил.
– Какая Раечка?
– Наш редактор, – пояснила Алина нетерпеливо. – Ники, мне
нужно с Костей поговорить.
– Подождите, ребята, – начал Беляев, – что вы выдумали?
Какая Раечка?! Разве какая-то Раечка справится с вечерним выпуском?!
– Она работала в эфире, – сказал Зданович упрямо, – а
подводки мы ей попроще напишем. И вообще, что тебе до этого, Беляев?! Твое дело
камеры поставить и снять хорошо, а с ведущей мы и без тебя разберемся.
Так вот, Алин, значит, после синхрона Григорянца мы ставим…
Неожиданно даже для себя Ники Беляев сгреб с Алининого стола
листочки, сложил аккуратной стопочкой и подал Здановичу.
– Кость, дай мне пять минут с Алиной поговорить, а?
– Беляев, что ты себе позволяешь?!
– Ничего такого я себе не позволяю, – Ники сунул листочки
ему под мышку и даже прижал его же локтем, – еще только середина дня, вы все
успеете, а мне с ней надо поговорить. Пять минут.
– Ники… – начала Алина.
– Три! – вдруг заорал он. – Три минуты! Костя, ну!..
Здановичу очень не хотелось выходить. Выйти – значило
признать себя проигравшим, а Беляева победителем. И вообще слишком похоже на
то, что тот его выгнал!
И Храброва?!.. Она-то как допускает подобное обращение?! Да
и с Беляевым она едва знакома, и его репутация всем известна – с бахрушинской
женой он спал практически у всех на глазах!
– Три минуты, – повторил Ники и почти вытолкал Здановича за
дверь, и захлопнул ее, и повернулся к Алине, которая таращилась на него.
Потом вдруг сняла очки.
– Какая Раечка?! – спросил он, наклонился и заглянул ей в
лицо. – Ты что? С ума сошла?!
– Ники, а какое тебе дело до того, кто будет вести
программу?!
– Ты хочешь, чтобы эта сволочь решила, что перепугала тебя
до смерти?! Ты хочешь своими руками отдать кому-то эфир из-за… из-за… – он
пошевелил губами, словно не сразу нашел замену слову, которое хотел сказать, –
из-за какой-то скотины?! Да он только и ждет этого! Он все для этого делает, а
ты пляшешь под его дудку!
– Ники, я не могу выходить в эфир с синяками!
– Нет у тебя никаких синяков! На тебя такой слой штукатурки
кладут, что никаких синяков не будет видно!
– Да у меня весь лоб сплошной синяк!
– Приделаешь волосы как-нибудь! Так, чтобы было не видно!
Алина моргнула.
– Что значит… приделаешь?!
– Не знаю! Как-нибудь так сделаешь, чтобы они закрывали твой
лоб! Чья это идея, чтобы какая-то редакторша вела твой выпуск?!
– Костина. И моя. Ники, ты не понимаешь, о чем говоришь!
– Это ты не понимаешь. Он хочет тебя запугать, растоптать, и
ты… Ты потакаешь ему!
– Меня ударили в лицо! – тоже заорала она.
В дверь кто-то сунулся было, и Ники опять захлопнул ее и
закрыл на ключ. – Прямо здесь, прямо в моей комнате! А у меня вечером
программа! Ты что, ничего не соображаешь?! И это… после всего, после записок, в
которых меня обещали убить!..
– Ты сделаешь то, что он тебя заставляет! Особенно если
отдашь эфир!
– А если он меня убьет?!
– Не убьет.
– Откуда ты знаешь?!
– Я не позволю, – неожиданно для себя сказал Ники, и они
уставились друг на друга.
Откуда это взялось – что он не позволит?
Он едва ее знал, и защищать ее вовсе не входило в его планы,
и уже через секунду он пожалел, что сказал это, – она рассмеется ему в лицо и
будет права.
Она не смеялась. Некоторое время смотрела на него, а потом
спросила совершенно спокойно:
– Ты не видел моих очков?
– На. – Он вытащил очки из-под кучи бумаг на столе и сунул
ей. Она быстро нацепила их на нос.
– Алина. Послушай. Ты должна сама вести программу.
Она придвинула к себе клавиатуру и стала быстро печатать.
Хотелось бы Ники знать, что она там печатает!..
– Я боюсь, – сказала Алина. – Я была Храброва, а теперь я
Трусова.
Она перестала печатать и опять уставилась на него своими
яркими карими глазами, известными миллионам людей в этой стране.
– Ты проведешь программу, а я постараюсь выяснить, что здесь
случилось.
– Меня здесь побили, – сообщила она язвительно. – Ударили. А
ты мне говорил, что я должна стремглав мчаться и смотреть, кто сидит за
компьютером!
Некоторое время они молчали. Дверь все время дергалась,
словно с той стороны собирались ворваться.
– Ты прав, – вдруг сказала Алина. – Я не подумала. Мне
непременно нужно самой. И открой дверь, пожалуйста. Пока ее не сломали.
Ники пришел в восхищение. Он и сам не знал хорошенько, зачем
так уж ее уговаривает – почему-то это казалось ему страшно важным.
Враг не должен знать, что она боится. Враг, который все
время где-то поблизости, и наблюдает за ней, и выжидает, и радуется, что опять
выбил Храброву из колеи.
Сегодня он “выбил” ее в прямом смысле этого слова.
И неизвестно, что будет завтра!..
– Мне нужно вызвать Дашу, гримершу, – вмиг став озабоченной
и деловитой, сказала Алина. – И с Костей поговорить! Жаль, что Алеши нет, с ним
бы тоже хорошо…
– Ты ездишь домой одна? – вдруг спросил Ники Беляев.
– Всенепременно! В коллективе мы только работаем, а живем
все отдельно друг от друга, ты об этом меня спрашиваешь?
– У тебя есть охрана?
– Ну конечно! Вооруженная до зубов личная королевская охрана
смело бросилась наутек!
