– Да что мне тебя утешать! Ты сама все понимаешь.
Ты блестящая ведущая, умница и красавица. Конечно, ты всех
раздражаешь! А тот, кто тебе записки пишет, просто ненормальный. И как раз это
так оставлять нельзя. Его нужно найти, потому что, во-первых, у него может быть
маниакально-депрессивный психоз, а во-вторых, он так и будет действовать тебе
на нервы, пока его не остановишь.
– Ну, – сказала Алина, – ты меня еще больше утешила. Я и так
боюсь ужасно. Была Храброва, а стала Трусова! И Бахрушин ничем мне не помогает.
Не до меня ему.
– Если бы ему в такой ситуации было до тебя, я бы сказала,
что у него психоз! Но ведь есть же этот, который на твоей стороне! Как его?
– Ники Беляев, – подсказала Алина. Неизвестно почему, его
имя, попробованное на вкус, вдруг понравилось ей. – Но он просто оператор.
– Он мужчина, – возразила Малышева, – а этого уже
достаточно. Я на той неделе разговаривала с академиком Серегиным, это такой
великий специалист в области человеческого мозга, и он сказал мне совершенно
удивительную вещь. Я врач, но об этом не знала.
– Малышева, – удивилась Алина, – неужели есть вещи, о
которых ты не знаешь?!
– Есть, – призналась Малышева. – Вот, например, про мужские
мозги.
– Всем известно, что ничего такого не существует в природе.
– Как раз наоборот, – серьезно сказала Лена. – Оказывается,
мозг мужчины на пятьдесят граммов тяжелее женского. В масштабах мозга это
огромная разница, Алин. Гигантская. Космическая. Кроме того, мужские нервные
клетки имеют гораздо больше отростков, чем женские, а это означает наличие
дополнительных ассоциативных связей. Мужчина мыслит гораздо шире и глубже, он
так устроен физиологически, представляешь?
– Нет, – пробормотала Алина, уязвленная против собственной
воли.
Выходит, они и вправду умнее?! Ни при чем тут мужской
шовинизм?!
И она спросила:
– А равноправие?
– С этим беда, – весело ответила Малышева. – Причем именно
на уровне конструкции, устройства.
Пока мы не поправим конструкцию в целом, они все равно будут
умнее нас. Все гении – мужчины. Главное, про это и так было известно, а сейчас
просто нашлось научное объяснение. Так что твой оператор все равно умнее тебя,
по крайней мере, потому, что он мужчина.
Алина категорически не желала признавать, что Ники Беляев
умнее ее.
– А вдруг я Мария Кюри и мой мозг тяжелее всех мужских
мозгов, вместе взятых?
– Ну, это вряд ли, – безмятежно сказала Лена. – Судя по
тому, как ты разошлась из-за Баширова и из-за этих посланий, ты как раз и есть
типичная женщина.
Тобой управляет твой гормональный статус.
– Тьфу на тебя, Малышева.
– Но это научный факт. Мужчины гораздо более пригодны для
творческой и всякой такой работы, чем женщины. Женщины пригодны для каких-то
простых и объяснимых действий. Академик Серегин мне сказал, что для женщины
самая подходящая работа – это, например, надзиратель в тюрьме. Всех построил,
всем раздал задания, потом проверил их выполнение и выдал обед. Все.
Тут Алина заподозрила, что Малышева над ней смеется, но та
не смеялась.
– Так что поговори с этим Беловым…
– Беляевым.
– Поговори с ним еще раз. Скорее всего, это правильно – вряд
ли в программе сидят все сорок человек как раз в тот момент, когда ты получаешь
эти гнусные послания. А из остальных вполне можно выбрать подходящего. Только
ты обязательно с ним посоветуйся.
Из-за его лишних пятидесяти граммов.
– Ленка!
– И найми охранника.
– Не буду.
– Тогда попроси Ахмета. Пусть он тебе даст своего.
– Лен, я никогда и ни о чем не стану просить Баширова. Он
просто мой друг и больше ничего. Он и его жена. Они прекрасная пара, и вообще
все эти слухи…
– Наплевать на слухи, – перебила Малышева, – он просто тебе
поможет, и все. И потом, он-то как раз в курсе, что ты с ним не спишь! В этом
его преимущество перед всеми остальными людьми, если не считать лишних
пятидесяти граммов.
Телефон, висевший на шее у Алины, издал пронзительный писк и
осветился фиолетовым светом. Сообщение.
Алина нажала кнопку и прочитала. Послание было от
редакторши.
“Срочно возвращайся в “новости”, у нас беда с подводками”.
Она вздохнула и одним глотком допила остывший чай.
– Опять что-то случилось с какими-то подводками.
Надо идти.
– Я тоже сейчас поеду, – озабоченно сказала Малышева. –
Младший сын уже три раза звонил, я обещала, что сегодня пораньше приеду.
– Пораньше – это во сколько?
– Это значит раньше трех часов ночи. В два, к примеру.
И они улыбнулись друг другу.
Два часа ночи значительно раньше, чем три. Даже лишних
пятидесяти граммов не надо, чтобы понять это!
Алина возвращалась на место и рассеянно думала, что такое
могло приключиться с подводками. Или система опять висит? Такое иногда бывало –
система висла и приходилось всю программу собирать “вручную”, на бумаге. Никто
“из молодых” не умел как следует обращаться с бумагой и ручкой и не понимал,
для чего они вообще нужны. Все приходили в ужас и застывали перед зависшими
компьютерами с ужасом кроликов, ожидающих, что вот-вот удав подползет и
проглотит их целиком, не жуя.
Это называлось форс-мажор, и только Бахрушин умел как-то
ловко свести потери к минимуму. Он улетел в Душанбе, а оттуда в Кабул, и Алине
придется “разруливать” ситуацию самой.
Даже если так, ничего страшного, она вполне может читать и
по бумаге, и никто об этом не догадается!
Ключ от комнаты был у нее на общем кольце, и только достав
связку, она с досадой вспомнила, что не заперла дверь. Украсть у нее было
решительно нечего, но зато днем по зданию прогуливался вредный пожарник,
заглядывал во все комнаты и нещадно штрафовал всех, кто дымил “в помещении, не
оснащенном для курения”. Напрасны были стенания и мольбы, напрасно было
убеждать его, что все давно уже оснастили помещения пепельницами, а больше для
курения никакого специального оборудования не требовалось, он все равно
штрафовал.
Однажды оштрафовал председателя, хотя его секретаршам
строго-настрого было запрещено пускать пожарника в кабинет. Все равно он прорвался.
“Закон на всех один”, – заявил он секретаршам, когда те
вбежали, чтобы его гнать. Председатель сидел в кресле, смотрел волком, а
пожарник выписывал штраф.
