– Что ты смотришь? – спросил Бахрушин и остановил себя. И
так было понятно, что.
Дома, когда он оставался наедине с собой, дела шли совсем
худо.
– Ты выпьешь чего-нибудь?
– Я за рулем не пью, Леш. Принципиально.
У Бахрушина что-то уже было налито в стакане, он допил одним
глотком и налил еще.
Ники сел на диван, наклонился вперед и потер лицо.
Неожиданно оказалось, что он очень устал.
– Я завтра улетаю, – сказал Бахрушин. – Мне нужно найти
этого, которого она записала на кассете.
– Готье?
– Гийома. По-моему, это единственный шанс.
Он пристроился рядом с Ники, поставил свой стакан на ковер,
наклонился и тоже потер лицо.
Ники сбоку осторожно посмотрел на него.
– А этот твой МИД? Добрынин вроде что-то говорил про МИД?
Бахрушин скривился, как будто Беляев спросил у него что-то
неприличное.
– Никто ничем не занимается, Ники. По крайней мере, мне так
кажется. Никому, черт побери, дела нет, а мне только два часа назад звонил отец
Вадика Грохотова и плакал, а я даже не знаю, что ему сказать! Живы, в плену, в
могиле, где они?! Кто захватил, зачем?!
– Да, – почему-то согласился Ники. – А кассета из диктофона
где? Ты ее давал слушать кому-нибудь?
– Добрынину. Он сразу же ее забрал. Сказал, что отвезет в
ФСБ.
– И что они?
Бахрушин быстро ответил, что именно. Ники опять глупо
кивнул.
– Жена Юры Смирнова, парня с Перового канала, написала
какую-то петицию депутатам, а старик Грохотов на прием в МВД ходил и в ФСБ,
кажется, и ничего.
Хочешь кофе?
Это слово напомнило Ники позор, с которым он удалился из
дома Алины Храбровой, и он решительно отказался.
– А я себе сварю.
Бахрушин тяжело поднялся с дивана и ушел на кухню, но дверь
не закрыл.
– Есть одна история, Ники, – сказал он оттуда. – Я тебе
расскажу, а ты послушай. Черт его знает… Короче, у нас в Париже работает
корреспондент. Сергей Столетов.
– Знаю Столетова. – Ники тоже выбрался из диванных облаков,
дошел до кухни и встал, привалившись плечом к притолоке. – Он там давно,
по-моему.
– Семь лет. Несколько дней назад он пропал. – Бахрушин
мельком глянул на Ники и снова уставился в кофейник. – А незадолго до этого он
звонил Владлену Никитовичу, который помощником президента подвизается, и
рассказывал ему, что у него есть кассета с настоящим видео Аль Акбара.
– Брехня, – быстро сказал Ники. – Быть не может.
Никто не снимал Акбара.
– После чего Столетов пропал, и так его до сих пор и нет. А
вы, черт бы вас побрал, в это же время в Кабуле получили из Парижа какую-то
посылку!
Ники уставился на Бахрушина.
– Ну и что?
– Посылка была неизвестно от кого, так?
– От какой-то Вали Сержовой, – раздумывая, сказал Ники. –
Ольга сказала, что она такой не знает.
– Нет никакой Вали Сержовой. У нее никогда не было таких
подруг и до сих пор нет! Я точно знаю, Ники! В посылке были записка, колбаса…
– Кофе, – подсказал Ники.
– И видеокассета, – закончил Бахрушин. – С последним днем в
Довиле. В Довиле Ольга тоже никогда не была.
Ники шагнул к столу, взял стакан и залпом допил виски.
Бахрушин на него покосился.
– Ты же за рулем не пьешь! Принципиально.
– При чем здесь та посылка?!
– При том, что в Пхеньяне моя жена тоже никогда не была,
зато Столетов там корреспондентом просидел несколько лет! До того, как его в
Европу назначили!..
– Что, правда? – тупо спросил Ники.
Бахрушин бросил свой кофейник, проворно пододвинул стул, сел
и достал из кармана сложенный вчетверо листок бумаги.
– Смотри! Это ваша записка.
– Ты ее не сдал в ФСБ?! – удивился Ники.
– Ники, я тебя опять ударю, если ты…
– Я понял уже, Леша.
– Я читал ее раз триста, – сказал Бахрушин с отвращением. –
Я ее наизусть знаю! И это чушь от первого до последнего слова! Мы не знаем
никакого Рене Дижо, с которым она якобы летала в Пхеньян. А Робер Буле, я
посмотрел по спискам, просто журналист TF1. Причем он работает уже сто
пятьдесят лет, специализируется по горячим точкам!
– А кто такой Робер Буле?
– Черт возьми, Ники! Это тот, кто привез вам посылку. Он
сейчас в Афганистане, и мне тоже надо его найти. Обязательно.
Ники посмотрел в бумагу. Набранный на компьютере шрифт
вытерся и поблек. Наверное, Бахрушин и вправду читал его триста раз.
Ники еще посмотрел и отвернулся.
Они с Ольгой приехали в ACTED за этой дурацкой посылкой, и
он дурашливо охотился там за какими-то французскими девицами, а потом,
сталкиваясь с ней лбами, они читали записку, и недоумевали, и радовались, что в
коробке оказались колбаса и кофе!..
– Смотри, – сказал Бахрушин и ногтем постучал по бумаге. –
Вот тут что написано?
Ники послушно прочитал:
– Валя Сержова. Сто лет не виделись!
– Я думаю, что он специально выбрал имя, которого у нас в
окружении нет. Нет человека, которого бы мы близко знали и которого бы звали
Валей. Я, например, знаю только одну Валю. По фамилии Матвиенко.
А дальше что?
– Что?
– Дальше фамилия, совершенно дурацкая, и – сто лет не
виделись. Я думаю, что Сержова – это Серж.
Сергей. Сто лет не виделись – Столетов. Чтобы кто-то из нас
догадался.
Бахрушину показалось, что Ники едва удержался от того, чтобы
покрутить пальцем у виска. Остановился в самый последний момент и этой самой,
поднятой уже рукой почесал нос. Потом подвинул бумагу к самым глазам, как будто
страдал близорукостью, и стал читать, от усердия шевеля губами.
На плите произошло шипение, всплеск, и остро завоняло
горелым.
– Черт, – сказал Бахрушин вяло. – Опять забыл.
Вытянув шею, Ники посмотрел. Вся плита была в коричневых
кофейных разводах.
– А вдруг ты прав? – неожиданно спросил Беляев и поднялся.
Черные глаза заблестели, и весь вид от этого у него стал очень пиратским. –
Вдруг ты прав, Леша?!
