Вот поэтому Ольга никогда не говорила ему, что любит его.
Все ей казалось, что он этим “воспользуется”, а дать ему в руки такую власть
над собой она была не в силах. Теперь она понимала, как это глупо!
Сегодня же перед эфиром она скажет ему, что жить без него не
может, что непременно умрет, если только он посмеет разлюбить ее!
Ей вдруг представилась аппаратная, и шум прямого эфира, и
обморочные голоса, и разноцветные полосы на мониторах, и часы с обратным
отсчетом – “время пошло, всем внимание!”. И Бахрушин у дальней стены, синий
свет отражается в очках, выражения лица не разобрать, и глаз не видно. Костя
Зданович в наушниках, операторы, замершие за камерами, – такой привычный, такой
знакомый, такой упоительный, сложный мир!
– Ники, нам в гостиницу надо заехать, у нас там кассеты.
– Нет там у нас никаких кассет, я все забрал.
Ольга умилилась:
– Умница ты моя!
– Я умница, но не твоя, – объявил он, притормаживая перед
будкой со шлагбаумом. Из нее почему-то никто не вышел. Иногда это означало, что
можно проехать и без проверки. Правда, не было никаких гарантий, что вслед не
начнут стрелять.
– А чья ты умница, Ники?
– Ничья. – Он еще постоял немного перед шлагбаумом, потом
резко надавил на газ и сразу сильно забрал вправо, на всякий случай. – Я сам по
себе. Я никого не трогаю, примус починяю, и меня тоже никто не трогает.
– С тоски помрешь.
– Не помру. У меня дел полно.
Все это было очень похоже на ее собственную жизненную
позицию – должно быть, Ники такой же трус, как и она сама. Жаль только,
поговорить с ним “о жизни и любви” никогда не удавалось. Он решительно ни о чем
таком не разговаривал – переводил все в шутку или просто не отвечал.
Возле следующего поста оказалось много машин, и это было
плохим признаком. Значит, чьи-то документы вызвали у стражей порядка “законные
подозрения”.
Небось будут шмонать долго. Значит, проверяют по одной
машине – задирают коврики, копаются в “бардачках”, открывают багажники.
Всей этой затеи хватит как раз до утра.
Ники протиснулся между двумя “Тойотами”, ткнул “ровер” рылом
в чей-то бампер, и они посмотрели друг на друга.
– Ну что?..
– Что, что! Опоздаем на эфир, и все дела!
Ольга лихорадочно соображала. Опоздание на эфир – худший из
кошмаров, который только может приключиться с телевизионным журналистом.
– Ники, я сейчас с кем-нибудь уеду в ACTED, здесь наверняка
полно журналистов. Кто-нибудь да подвезет, кто уже контроль прошел. Заберу
кассеты. А ты подъедешь.
Оператор молча смотрел на нее – идея ему явно не нравилась.
– Все равно другого выхода нет, – сказала она быстро. – Ну,
придумай что-нибудь, если можешь!
Он еще помолчал немного, а потом признался:
– Не могу.
– Ну, значит, так и поступим.
Она открыла дверь и стала выбираться из машины.
Холодный и пыльный враждебный ветер дунул в салон, и волосы
на руках моментально встали дыбом. Через пять минут начнут мелко клацать зубы,
а еще через десять ни останется ни одной связной мысли, только холод, холод,
добравшийся до самых костей.
Именно в Афганистане она поняла, что значит замерзнуть до
этих самых костей.
– Только ты мне должен сказать, что я нашим перегоняю, а что
ты для англичан оставляешь.
Ники тоже вылез и вытащил с заднего сиденья рюкзак. Он
сердито сопел – не любил, когда в его кассетах копались чужие, хоть бы даже и
Ольга.
– Значит, так. Все новое видео на этих двух кассетах. Вот с
этой можешь брать все, что тебе нужно, а на этой примерно с шестнадцатой минуты
я снимал для англичан. Поняла?
– Поняла.
Кажется, он едва удержался от того, чтобы не сказать:
“Повтори!”
– Ты их только не перепутай! У них разные номера.
Вот, смотри.
– Ники, я же не вчера родилась! А рюкзак? Сам привезешь, или
мне забрать?
– Да что ты будешь с ним таскаться! Привезу, конечно.
– Тогда все. Пошли.
Они довольно быстро нашли машину, которая ехала в ACTED, и
журналисты были знакомые – Вадим Грохотов с “Российского радио” и два
корреспондента Первого канала. Ольгу им брать не хотелось – у них было полно
аппаратуры, места в машине мало, а ехать еще довольно далеко, – но отказать они
тоже не могли.
Корпоративная причастность, взаимовыручка и всякое такое.
Кроме того, Вадим знал Бахрушина еще с давних радийных времен и был в курсе,
конечно, что Ольга его жена, да и отвязаться от настырного Ники не было никакой
возможности.
– Говорят, вы на север собрались? – спросил один из ребят с
Первого канала, пока разбирались, кто куда садится, чтобы все поместились.
– Кто говорит?
– Мне Борейко сказал. А что? Соврал?
– Я этому Борейке уши надеру, – пообещал Ники.
– Мы еще точно не знаем ничего.
– Да ладно, Оль, ну что ты! Сказала бы как есть, и дело с
концом!
– Да правда ничего не известно! Едет кто-то из “Аль
Джазиры”, ну, и мы хотим пристроиться.
Они ей не поверили, и это было совершенно очевидно и
почему-то очень обидно.
– А кто из “Аль Джазиры”?
– Масуд. Знаете?
Они переглянулись – как будто знали что-то такое, что не
положено было знать Ольге, и странное предчувствие беды тоненькой струйкой
вползло в мозг. Откуда?
Бомба не падает дважды в одну воронку, а сегодняшняя воронка
уже занята – теми, кто выпрыгнул из “Тойоты” и “уазика” на горной дороге.
Внезапно ей очень захотелось остаться с Ники.
Так захотелось, что она стала судорожно придумывать предлог
для этого. Она что-нибудь сочинила бы, если бы не эти ребята, Вадим и двое с
Первого канала.
Если бы она осталась, они точно решили бы, что она истеричка
и дура.
– Поехали, у нас тоже ночью перегон!
Перегоном называлась отправка через спутник видео в
“Останкино”. Потом из этого материала в Москве смонтируют сюжет и покажут в
новостях – все очень технологично.
Ники захлопнул за ней дверь, и, прижатая, она оказалась
почти на коленях у Вадима Грохотова, который немедленно стал щипать ее за бок и
дурашливо спрашивать, хорошо ли ей, приятно ли.
