Или Маша Жукова. Вот это настоящая леди. Она поблагодарит, конечно, за информацию, но в душе сочтет меня интриганкой и, расставшись со мной, забудет наш разговор напрочь. Она занята исключительно своим мужем, которого страшно ревнует и боится потерять. Что касается Флоры Гасановой, то это торгашка, очень богатая, но, встретив ее на улице, подумаешь — обыкновенная грязная лоточница с рынка, настолько эта женщина не умеет преподнести себя и свои деньги. Она может зайти в оптику и купить, не глядя, очки за полмиллиона, даже не примерив… Или вырядиться в платье от Лагерфельда, а на ноги надеть адидасовские кроссовки. Сколько бы она ни мылась, кожа ее все равно имеет какой-то грязно-смуглый оттенок, а волосы, черные и курчавые от природы, не поддаются никакой сколько-нибудь приличной укладке. У мужчин она успеха не имеет, поэтому, почувствовав, что ею заинтересовался молодой человек, да еще и блондин, она пошлет тебя ко всем чертям, если ты даже намекнешь ей о покушении. Ты же еще и виноватой останешься.
— Скажите, Сара, а Нина… Лискина? Как бы она отреагировала на мое, скажем, предупреждение?
— У нее был роман со своим племянником. Она приняла бы информацию исключительно в связи с этими отношениями…
— И не поверила бы?
— Нет. Но, возможно, я потеряла бы клиентку. Хотя я ее и так потеряла, — Сара горько усмехнулась.
— А Катя Бедрицкая?
— А вот она сидела бы тихо, как мышка, и из дому не высовывалась. Но еще более вероятно, что она рассказала бы все Сан Санычу. Кстати, он сказал, что тому, кто разыщет убийцу его жены, он даст чемодан долларов.
— Это правда? Но ведь Катю же все равно не вернуть…
— Для него это дело принципа. Я его знаю, такой человек слов на ветер не бросает. Я тут поняла из твоих слов — ты уж извини, что я перешла на «ты», — что у тебя есть какой-то дар, благодаря которому ты что-то видишь. Используй его, не жди, пока твой прокурор раскрутит это дело. У них своя система, а ты пользуйся случаем. Нельзя быть законченной бессребреницей, это глупо, тем более в наше время, когда кругом анархия и попираются все основополагающие жизненные принципы.
И еще — никогда не отказывайся от денег. Если человек предлагает тебе деньги или подарок, значит, надо принять. Если, конечно, речь не идет о взятках. Услуга, если она оплачена, становится драгоценной услугой, и человек, заплативший за нее, будет чувствовать себя намного комфортнее, чем нежели он не сумеет тебя отблагодарить. Нехорошо вынуждать того человека постоянно чувствовать себя обязанным тебе. Сними с него это бремя, освободи его душу. Естественно, если речь идет о действительно стоящей услуге. Думаю, что ты все поняла. Мне уже много лет, я прожила долгую жизнь и немного разбираюсь в людях. Найди убийцу и приведи к Бедрицкому…
— Но как я докажу, что это он?
— Найди доказательства, принеси ему на блюдечке. Он тебя после этого боготворить будет.
Наталия представила, как приходит к Бедрицкому с Сашей Ивановым за ручку: «Вот, берите, он ваш…»
Она вспомнила Логинова, который так грубо обошелся с ней, и сразу после этого доводы Сары Кауфман показались ей и не такими уж спорными. В конце-то концов, это тоже работа. И риск. Главное, чтобы в ее делах все было конфиденциально. А что, если ей сейчас сходить к этому Бедрицкому и предложить свои услуги? Или нет. Она найдет убийцу, а уж потом поговорит с Сан Санычем. И пусть господин прокурор кусает локти…
Они еще немного поговорили с Сарой, затем тепло попрощались и разъехались в разные стороны: Сара — домой, Наталия — в музыкальную школу.
Но прежде Наталия заехала к Игорю на работу и положила ему на стол список Сары. Коротко объяснила ему суть и, сказав, что снимает с себя всякую ответственность, так же внезапно, как и пришла, покинула стены прокуратуры. Пусть он думает, что она вышла из игры. У него — своя игра, у нее — своя. Он все равно никогда бы не поверил в ее дар, а становиться мишенью для насмешек она не собиралась.
Но когда она уже спускалась по лестнице, Игорь догнал ее:
— Тебе даже не интересно, чье тело мы нашли в квартире твоего знакомого?
— Нет, — соврала она. — Я навряд ли его знаю. И вообще, неужели ты не понимаешь, что мне неприятно напоминание о том, что я встречалась с убийцей?! Одно могу пообещать точно — если я его увижу, то приведу за ручку. — Она только не сказала куда.
— Что с тобой? Ты же сказала, что простила меня. — Игорь старался говорить тихо, чтобы подчиненные не могли его услышать.
Наталия оглядела его с головы до ног — элегантно одетый, лощеный, подтянутый и какой-то чужой, — он все равно не походил на прокурора, каким она себе его представляла.
— Простила, конечно. Но мне не хочется, чтобы на меня смотрели, как на обезьянку в цирке. В твоем распоряжении наука, опыт всей мировой криминалистики, а я отношусь к какой-то аномалии. Поэтому забудем обо всем, что ты слышал за эти последние дни относительно моих видений, и все.
— Ты не хочешь, чтобы я к тебе приходил?
— Да нет, это совсем не то, что ты думаешь. Просто теперь я не буду вмешиваться в твои дела, а ты — в мои. Так я буду уверена в том, что ты пришел только ради меня, а не ради чего-нибудь другого…
— Но ведь все сходится. — Они по-прежнему стояли на лестнице. — Ведь это ты первая «увидела» Виолетту… И про Бедрицкую попала в самую точку со своими рисунками: оказывается, тот парень, которого ты нарисовала, был за день до убийства в казино и муж Кати видел его и даже описал. Согласись, что все необычно, это правда, но ты можешь оказывать нам помощь…
— Так вот. Никому никакую помощь я оказывать не буду. Быть может, мои видения — это временное явление и связано лишь с тем, что я знаю почти всех этих людей: и Антона, племянника Нины Лискиной, и его родителей, и, возможно, самого убийцу, — вот поэтому-то мне подобное и видится. Так что советую тебе забыть обо всем этом. Это одно из моих условий, если я тебе не безразлична.
— Ну ты, мать, даешь! Не ожидал от тебя такого радикализма. Такое впечатление, словно вчера я разговаривал с одной Наташей, а теперь — с совершенно другим человеком. Да я тебя, оказывается, и не знаю…
— Ну, мне пора. Я опаздываю на занятия.
— Может, тебя подвезти?
— Это лишнее. Тем более что я на своей машине. — И она, запахнув плотнее шубу, послала ему воздушный поцелуй.
— Игорь Валентинович, — подошел к нему Манджинян, старший следователь прокуратуры, — звонят из морга. Они установили личность убитого в квартире Иванова…
Логинов вздрогнул — настолько далек он был сейчас от моргов и трупов — и непонимающе уставился на своего подчиненного. Но в следующее же мгновение до него дошел смысл сказанного.
— Да? Отлично… — И, подхватив за локоть Арнольда, он стремительно направился в свой кабинет.
Игорь Логинов относил себя к тому типу людей, которым ничего в жизни не дается даром. Будь то повышение по служебной лестнице или же любой мало-мальски значительный успех в какой-либо из сфер его жизни. После окончания юридического института его сразу же взяли следователем прокуратуры, но фактически полгода он исполнял роль мальчика на побегушках. Но и это принесло ему пользу. Он научился быстро и в срок выполнять массу мелких поручений и старался все сделать не просто так, а с блеском, чтобы удивить, чтобы поверили в его надежность и оценили деловые качества. Затем он раскрыл внешне, казалось бы, простое убийство — сожитель забил свою подругу насмерть табуретом — можно сказать, не выходя из кабинета. Просто изучил дело, начертил схему родственных отношений сожителя с потерпевшей, сопоставил некоторые факты, детали, и оказалось, что у обвиняемого есть совершенно неоспоримое алиби: на момент убийства его видели на другом конце города, в чужом саду, где он воровал дорогую в то время клубнику, да с ней и попался. Охранники спустили на него овчарку, которая покусала его так, что ему пришлось накладывать швы. А по сведениям, имеющимся в деле, укусы собаки почему-то приняли за укусы «подруги», полученные обвиняемым во время драки с нею. Логинов бился часа два, вычисляя убийцу, пока не вышел на брата потерпевшей, на которого была оформлена ее машина и который после серьезной ссоры с сестрой стукнул ее по голове табуретом, а всю вину свалил на ее сожителя. Сожителя сразу отпустили, а Логинову дали дело посерьезнее. И он впрягся в работу, ушел в нее с головой, забыл про сон и еду. У него появился какой-то охотничий азарт. Он мог часами прятаться где-нибудь на дереве и мокнуть под дождем, чтобы выследить кого-то, сфотографировать и доказать, что только его версия единственно правильная; а потом обосновывать это до самого окончания следствия. Он брался сразу за несколько дел и вел их параллельно, не допуская халтуры ни в одном из них. Если он видел, что человек не виноват, то брал на себя ответственность и отпускал его, зная, что иначе за одну ночь в камере предварительного заключения из него сделают инвалида. То есть оставался человеком. Друзья советовали ему идти в адвокаты, но он как-то признался в разговоре с одним из них, что никогда не сможет заставить себя защищать убийцу ребенка или женщины. И от него отстали.
