Тощая собака выскочила наружу и стала радостно скакать вокруг Кетчупа. Мисти и Бейли сидели теперь на бетонном полу, и уипет бегал то к ним, то к Кетчупу. Кетчуп скулил, но уже от восторга.
— О-о-о… — только и смогла произнести Мисти.
— О-о-о? — отозвался Ник.
— Мне надо сказать вам. — Улыбнувшись, она вздохнула, обняв обеих собак. — Если вы не захотите взять эту маленькую собачку, тогда ее возьму я!
Мисти готова принять весь мир, подумал Ник. Она взяла Кетчупа. И возьмет эту тощую собаку. Может быть, она возьмет…
— Вы хотите взять ее? — Генриетта несказанно обрадовалась. Она оценивающе взглянула на Ника, явно прикидывая, сможет ли добиться от него чего-то еще. — Если Мисти хочет взять спаниеля и уипета, а ваш мальчик хочет собаку, тогда у нас есть большой выбор…
— Нет! — воскликнули одновременно Мисти и Ник, а затем улыбнулись друг другу.
— Скажите, пожалуйста, можно мне его взять? — спросил Бейли.
— Попробуй, милый, — сказала Генриетта, и Бейли взял собаку на руки, и она лизнула его лицо точно так же, как Кетчуп лизнул лицо Мисти.
— Наверное, в прошлой жизни этих собак были дети, — сказала Генриетта, с удовольствием наблюдая за этой сценой.
— И пицца, — кивнула Мисти. — Могу поспорить, что эта маленькая девочка любит пиццу.
— Это значит, что сегодня вечером у нас будет пицца! — заключил Бейли. — Мы собираемся жить вместе, — сказал он Генриетте. — Мы можем взять эту собачку, папа?
— Я думаю…
— Тогда мы будем звать ее Тук
[3]
.
— Тук? — удивленно спросил Ник.
— Да, — с удовлетворением произнес Бейли, обнимая костлявую собаку и потрепанного мишку. Но затем, взглянув на ряд вольеров, моментально погрустнел. — Но… всего одну?
— Всего одну! — снова в один голос сказали Мисти и Ник.
— Хорошо, — сказал Бейли, с жалостью взглянув на остальных обитателей приюта. Он крепче прижал к себе свою собаку, будто любовь к ней одной могла распространиться на других. — Она моя.
Они привезли двух собак в дом к Мисти и заперли их в прачечной, пока перевозили вещи Ника и Бейли.
Это заняло меньше часа.
Прачечная была общей для двух половин дома. Теоретически они могли оставлять там на ночь обеих собак. Днем Мисти могла забирать Кетчупа на свою половину, а Бейли — свою Тук. Но практически это вряд ли возможно. Уже в первые пятнадцать минут Бейли вбегал на половину Мисти раз шесть.
— Мне надо повидать бабушку, — в конце концов заявила Мисти, поэтому обе собаки были посажены на солнышко, на веранду. Вместе.
Когда Мисти вернулась домой, обе собаки, а также Ник и Бейли сидели на веранде. Все вместе.
Два дня назад эта веранда принадлежала только ей. А теперь…
Теперь ее обуревали эмоции.
Но зачем гневаться на судьбу? Если ей пришлось отложить свои мечты, то, может быть, это к лучшему?
Они снова ели пиццу. «Лишь для того, чтобы угостить Тук», — объяснил Бейли. Затем Ник прочитал своему сыну вечернюю сказку на ночь в своей половине дома и вышел, когда Мисти уже хотела удалиться в свою. Но Тук покинула своего нового хозяина, который крепко уснул, и присоединилась к Кетчупу. Две собаки лежали у ее ног. Зачем было их беспокоить?
Кресла-качалки на веранде, и сейчас Ник наверняка предложит ей какао.
— Хочешь какао? — спросил Ник, и Мисти вздрогнула.
— Только какао не хватает!
— Это так… уютно, — осмелел он, и Мисти, усмехнувшись, покачала головой:
— Мама, папа, ребенок и собаки. Я не хочу ложиться спать с этим образом. — Поднявшись на ноги, она взяла своих собак. Свою собаку, напомнила она себе. И собаку Бейли. Со временем они приучат Тук спать на кровати Бейли. Но Мисти уже точно знала, чем это все закончится. Кетчуп и Тук будут оба спать на кровати Бейли. Две собаки на кровати ребенка…
Это было то же самое, что и какао на веранде.
«Сейчас я отведу собак в прачечную, а сама пойду готовиться к урокам», — сказала себе Мисти, повернувшись к двери. Но Ник опередил ее, открыв дверь, а затем, взяв у нее Тук, потому что Мисти никак не могла справиться с ее длинными ногами, последовал за ней.
Они устроили две собачьи «кроватки». Положили в каждую собаку, расположив их рядом друг с другом. Кетчуп тихо заскулил, и Тук, выскочив из своей «кроватки», прыгнула к нему.
— Это большие друзья, — сказал Ник, улыбнувшись, и встал.
Мисти тоже, улыбнувшись, встала, но встала слишком быстро…
Лицо его было напротив нее. Его руки держали ее.
«Быстро отойди назад!»
Но она не могла.
Между ними возникло нечто, чего Мисти не могла опознать. В Бэнкси-Бэй не было такого мужчины, который заставил бы ее чувствовать… чувствовать так, как она чувствовала себя сейчас.
Она не хотела, чтобы он отпускал ее.
Его рука, отпустив плечо Мисти, приподняла ее подбородок, чтобы она взглянула на него.
Она подняла лицо, и ему уже не нужно было держать ее подбородок. Мисти сама запрокинула голову. Приподнялась на цыпочках босых ног, чтобы он мог держать ее крепче, чтобы она могла дотянуться до его губ.
Ее целовал мужчина, который заставил ее тело растаять практически в тот самый момент, когда она увидела его. Увидеть мужчину на другом конце классной комнаты, заполненной детьми, — и загореться огнем… Она где-то читала об этом, в каком-то любовном романе, или в рассказе, или даже в стихотворении. Мисти думала, что это ерунда.
Он заставил ее губы приоткрыться — ласково и нежно, — и ей показалось, что тело ее тает. Ее губы, казалось, слились с его губами. Руки его крепче прижали ее к себе. Ее груди упирались в его грудь. И весь окружающий мир затуманился от жаркого желания.
Его губы были солеными, теплыми, изумительными. Они были…
Ее тело больше не принадлежало ей. Оно было каким-то странным, другим, будто она летела.
— Мисти…
Это был его голос, но она едва узнала его. Он слегка отодвинул ее от себя, и голос его был охрипшим от страсти и желания. Он хотел ее.
Это было необыкновенное ощущение — быть желанной для такого мужчины, как Николас. Мисти почувствовала власть над ним.
— М-м-м? — Их губы разомкнулись, но лишь на секунду. Мисти вновь встала на всю ступню, почувствовав голыми ногами голые доски.
— Это… слишком быстро, — прошептал он, уткнувшись носом ей в волосы, но не отпустил ее.
— Уложить меня в кровать, хочешь сказать? — прошептала она ему в ответ и сама удивилась тому, что засмеялась. — Да, действительно. Поэтому, если ты думаешь…