— Стоп, — приказал Дронго. Изображение замерло. Дронго
поднялся и подошел к телевизору, — вот видите, — показал он на руку Наташи. —
Саша, прокручивай кадр за кадром медленно, чтобы мы могли видеть, что именно
она держит в руке. — Саша стал передвигать кадр за кадром, пока Дронго снова не
остановил его.
— Вот, — показал он, — вы видите, что у нее в руках
небольшая бумажка, сложенная пополам. Записка. Но никак не конверт. Я не видел
в руках у нее этого конверта. Посмотрите, что она делает. Она открывает ваш
стол и кладет эту записку вам в ящик. Вы видите? Вы достали эту записку?
— Нет, — растерянно ответил Горбовский, смотревший на
изображение любимой женщины, — подождите, — он поднялся и чуть качнулся. Саша
бросился к нему.
— Нет, — оттолкнул его Горбовский, — я должен сам все
проверить. Сейчас я вернусь. — Он тяжело вздохнул и пошел к лестнице.
— Вы думаете, что это не она?
— Нам лучше дождаться возвращения Романа Андреевича.
Дронго посмотрел на лежавшее письмо.
— Я знаю эти буквы, — сказал он, — они из журнала «Лица». Я
его часто получаю и читаю. Иногда они пишут про меня, что приводит меня в
состояние шока. Откуда такой журнал может знать о частном эксперте? У нас
слишком разные жанры. Но они писали обо мне, и я часто покупаю именно этот
журнал. Эти буквы вырезаны оттуда. Вот эта, эта и эта буквы. Абсолютно точно. Я
знаю их графику. Кто у вас на даче получает такой журнал? Или его привозят?
— Не знаю, — растерялся Саша, — но Роман Андреевич его точно
не получает. Я не видел у него такого журнала.
— Значит, нужно узнать, кто получает, — предложил Дронго, —
и тогда мы, может быть, узнаем, кто именно вырезал буквы из журнала.
Сверху спускался Горбовский. Он держался за перила и был
серого цвета. Саша бросился к Роману Андреевичу. Тот дошел до стула и буквально
рухнул на него. Потом взглянул на Дронго. В глазах у него были слезы.
— Я не знаю, как проживу эту ночь, — признался он, — слишком
все тяжело.
Он протянул записку Наташи, которую она положила ему в ящик
стола. Дронго развернул письмо и взглянул на Горбовского, молча спрашивая
разрешения прочесть записку.
— Читайте, — разрешил Роман Андреевич. — У меня не осталось
никаких тайн.
«Дорогой мой, — писала Наташа, обращаясь к Горбовскому, —
мне кажется, что события последних дней тебя очень сильно потрясли. Я вижу, как
ты переживаешь и мучаешься. Я не знаю, что случилось с этим человеком, который
так неудачно упал и погиб, но я вижу, как ты страдаешь. К тому же мне
рассказали, что этот пьяный водитель пытался тебя убить. Не знаю почему, но я
чувствую себя виноватой и в твоем настроении, и в твоем состоянии души. Поэтому
прошу меня извинить. Я собираюсь завтра отсюда уехать. И не нужно меня
уговаривать. Больше лгать твоей жене я не могу. И не хочу. Извини меня за это
письмо, понимаю, какую боль оно тебе причиняет. Мне тоже очень тяжело. К тому
же я привязалась к твоей дочери. Она прекрасный человек и вырастет твоим
настоящим другом. Твоя Наташа».
Дронго молча вернул записку Горбовскому.
— Вот видите, — сказал тот, тяжело вздыхая, — а мы с вами
уже готовы были обвинить ее во всех смертных грехах.
— Это тоже не доказательство, — возразил Дронго. — Она
действительно принесла эту записку и оставила у вас в столе, что зафиксировано
на пленке. А когда я спустился вниз, она могла подняться снова и бросить
конверт на пол, спускаясь обратно. Такое тоже возможно.
— Вы невероятный человек, — простонал Горбовский, — как вы
можете так говорить? Еще минуту назад вы ее защищали. А теперь готовы снова
сдать. Я вас не понимаю.
— Я обязан излагать все возможные версии случившегося, —
возразил Дронго, — в этом и состоит моя профессия. Я должен проверить все
возможные варианты. Найдя письмо, мы убедились, что она вас любит. Но это
письмо, с одной стороны, очень хорошо характеризует Наташу, а с другой — очень
сильно свидетельствует против нее.
— Почему? — крикнул Горбовский.
— Не кричите, — строго попросил Дронго, — если это она
бросила конверт, то логично, что, получив сегодня деньги, она завтра уволится.
Такой вариант тоже возможен.
— Господи, — схватился за голову Роман Андреевич, — я сойду
с ума. Кто из моих близких видел мою стычку с Виктором? Кто? Я ничего не знаю.
Кто взял фотографии? Чьи глаза за мной следили? Матери, жены, сына, брата,
любовницы? Чьи? Вы знаете, была такая легенда о горгоне, которая превращала в
камень все, на что она смотрела. Вот мне кажется, что кто-то пытается
превратить в камень мою душу. Как будто взгляд горгоны ожег меня изнутри. Что
мне делать? Я готов отдать свой миллион только для того, чтобы узнать, кто
именно присылает мне эти конверты. Только за одно это.
— До пяти часов утра у нас еще есть время, — возразил
Дронго, — и если вы будете так переживать, вы не сможете принимать обдуманные
решения. Деньги у вас собраны?
— Да.
— Где они?
— В моем сейфе. Сейф находится в кабинете.
— Вы никому не говорили о деньгах в вашем сейфе?
— Ни одному человеку. Сам привез и сам спрятал деньги вчера
после работы. Даже Саша об этом не знает, — показал он на своего личного
телохранителя.
— Очень хорошо, — одобрил его Дронго. Он хотел немного
успокоить несчастного.
— Теперь давайте дальше. Что у вас рядом с северной стеной?
Там есть выход с дачи?
— Нет. Там проходит дорога в поселок. Чтобы оказаться на
этой дороге, нужно выйти через наши ворота и обежать половину дачи. На это
потребуется минут десять.
— Значит, человек, который предложил перебросить чемодан с
деньгами именно через северную стену, знает об этом, — удовлетворенно заметил
Дронго.
— Конечно, знает, — кивнул Горбовский, — мне это сразу стало
ясно, как только прочел письмо.
— Еще один важный вопрос. Кто у вас дома получает журнал «Лица»?
Или вы его для кого-то покупаете?
— Какой журнал? — переспросил Роман Андреевич.
— «Лица», — пояснил Дронго, — может, вы его покупали для
кого-нибудь?
— Да, — кивнул Горбовский. Его лицо скривилось, словно от
боли, — я его покупал несколько дней назад, — сообщил он, — для моей матери.
Саша едва не свалился со стула. Дронго покачал головой.
— Если она любит читать этот журнал, то совсем не
обязательно, чтобы она была той самой «горгоной».
— Я купил его матери, — снова повторил Горбовский.
— Правильно сделали, — кивнул Дронго. — Но этот журнал у нее
могли забрать. Нам нужно выяснить, кто именно взял этот журнал.
