Она интересовалась его прошлым?
— Что конкретно он мне сделал?
— Брось, Ник, — огрызнулась Адрианна. — Ты проверяешь меня, а я проверяю тебя. Не вижу в этом ничего предосудительного.
— Ты хочешь сказать, что наняла детектива?
— Ну, не могла же я заняться этим сама, — ответила женщина, откидываясь на спинку стула.
— Но ради чего? — спросил Ник, пристально глядя на нее.
— Я не могла позволить тебе вот так просто взять и исчезнуть из моей жизни, — заявила она.
— Позволить? Странное слово, принимая во внимание, что ты не оказываешь никакого влияния на мою жизнь.
Адрианна заломила руки.
— Ты не должен возвращаться к той женщине, Ник! Насколько мне удалось узнать, она виновата почти во всех несчастьях, случившихся с тобой.
Подавив гнев, Ник сел в кресло напротив.
— И ты решила, что Шеффилд, прочитав твое письмо, снова повлияет на нее?
— А почему бы и нет? Ревнивые хранители семейных традиций страшно боятся всяких скандалов. Но как быть со стариками Уайтами, Ник? Они думают, что твой ребенок — часть их семьи. Все, что у них осталось от сына.
Постепенно до Ника стала доходить причина ее поступка.
— Не думал, что ты склонна к одержимости.
— Эту черту характера я тщательно от тебя скрывала, — усмехнулась Адрианна. — И не тебе говорить об одержимости. Ты болен ею уж давно.
— Оставь меня в покое. Ты поступила жестоко, отослав письмо Шеффилду. Если он выживет, то останется прикованным к инвалидному креслу, полупарализованным. У него пока не восстановилась речь. Может, никогда не восстановится. Тебе не жаль его?
— Не будь смешным, Ник. — Она снова густо покраснела. — Я не знаю этого человека. Ты единственный, кто мне небезразличен. Даже моя мать частенько говорила, что я жесткая, как подошва. Послушай, дорогой, не переживай за них, думай только о том, как они поступили с тобой. Я полностью поддерживаю твое стремление свести с ними счеты. Ты этого добился, купив фамильное поместье. Браво! Шеффилд, должно быть, воспринял это как взрыв бомбы.
— Полагаю, так оно и было, но я бы ни в коем случае не отправил ему анонимное письмо. Особенно, когда он и так болен. Своим поступком ты уничтожила нашу дружбу, Адрианна.
Ник встал, Адрианна тоже вскочила.
— Ты хоть представляешь, как сильно я тебя люблю? — спросила она, хватая его за лацканы пиджака.
— Если бы я потерял свою компанию, ты не любила бы меня совсем, — сухо произнес Ник.
— Но тебе это не грозит, ты на пути к звездам. Только не погуби себя, вернувшись к женщине, которая принесла столько несчастья своему мужу.
Поразительно, как много она узнала!
— Несчастным становишься тогда, когда теряешь чувство собственного достоинства. Извини, Адриана, но я вынужден сказать, что потрясен твоим поведением. Тебе лучше исчезнуть из моей жизни.
— Ты вернешься ко мне, — произнесла она печально. — В конце концов, твоей Сюзанне нужен только «Беллемонт». Ее дом и рай. Вот мне не повезло родиться в таком месте. Чтобы иметь то, что имею, я работала как лошадь. Твоя Сюзанна вышла замуж за нелюбимого человека, лишь бы не покидать фамильное имение. Она отказалась от тебя, потому что отец наверняка пригрозил лишить ее наследства. Сейчас ты достаточно богат, чтобы вернуть ей то, что она желает. Но для нее «Беллемонт» всегда останется на первом месте.
В этом есть доля правды, подумал Ник. Любовь к «Беллемонту» заложена в Шеффилдах на генном уровне. Даже маленькая Шарлотта знает о своих корнях.
По иронии судьбы уход за Шеффилдом оплачивал Ник. Старика перевезли из больницы в очень дорогой санаторий на окраине города, где за ним наблюдали самые лучшие врачи. Физиотерапевты проводили усиленные процедуры, чтобы вернуть подвижность конечностям, но речь его почти не восстановилась. Тем не менее, Маркус находился в здравом уме и легко узнавал Сюзанну и Шарлотту. Сюзанна приезжала к отцу каждый день и сидела рядом с ним, даже если он спал, держа его за руку.
— Вы так добры к нему, дорогая, — одобрительно говорила Кэрол Вильямс, персональная сиделка отца. — Легко заметить, что и он очень любит вас.
Сюзи часто привозила с собой Шарлотту. Угасающие глаза Шеффилда следили за девочкой, когда она бесшумно двигалась по палате, расставляя вещицы, которые они приносили, чтобы доставить ему удовольствие. Красивые цветы, маленькие щеточки для усов, семейные фотографии в серебряных рамках, прекрасные шелковые покрывала. Дедушка должен чувствовать себя как дома.
Порой, когда дед сидел в инвалидном кресле, Шарли садилась к его ногам, а он опускал дрожащую руку ей на плечо. Дедушка написал в блокноте, которым пользовался для общения с людьми, что он обожает ее, что она самая любимая девочка в целом мире. От этих слов Шарлотта становилась счастливой, хотя на душе ее скребли кошки. Так печально видеть дедушку худым и старым. Так печально не слышать его голоса, даже если временами он и звучал лишь для того, чтобы сделать ей замечание.
Странно, но это было время тишины и примирения. Часами все трое тихо сидели вместе, ведя разговоры только мысленно. Сюзанна очень боялась, что теперь, когда отец узнал, что Шарли дочка Ника, он отвернется от нее, а получилось совсем наоборот. Они, казалось, никогда не были так близки.
Когда однажды Ник приехал на выходные, Сюзанна сказала ему об этом.
— Поговори с врачами, узнай их мнение. Если они считают, что можно обеспечить хороший уход на дому, не вижу причин, по которым ему нельзя переехать в «Беллемонт». Это послужило бы подходящим оправданием для вашего с Шарлоттой пребывания там, — сухо произнес Ник, так как Сюзанна, опасаясь толков, продолжала жить в коттедже.
Сюзи не знала, как воспримет отец щедрое предложение Ника. Откажется? Но он не отказался. Больше всего на свете ему хотелось еще раз увидеть «Беллемонт».
Увы, его мечтам не суждено было сбыться. Велись активные приготовления, в доме произошли значительные изменения, но Маркус Шеффилд умер во сне.
На столике у его кровати остались блокнот и ручка. В прощальной записке он написал: «Простите меня, я был не прав».
Оставалось несколько недель до Рождества, праздника всеобщего счастья и примирения. Однако Сюзанна никак не могла выйти из подавленного состояния, хотя изо всех сил старалась бодриться перед Шарли. Но девочка всегда была очень восприимчива к переживаниям матери.
Однажды тихим утром Сюзанна увидела дочь, спрятавшуюся в саду и вытирающую слезы. Женщину охватило чувство безграничной любви. Шарли тоже скучала по тем, кого потеряла: по дедушке и мужчине, которого она привыкла считать своим отцом. Ей, как и матери, приходилось бороться с апатичностью и держать себя в руках.
Они обе нелегко переносили отсутствие Ника. Прошло почти две недели с тех пор, как он приезжал в «Беллемонт». Однако Сюзи и Шарли по-прежнему оставались в коттедже, где до сих пор, казалось, витал дух Маркуса. Она объясняла это передышкой перед возвращением в родной «Беллемонт».
