— Это что, интервью, Хлоя?
— Нет, Габриэль. Я в самом деле хочу знать.
— Не знаю, что сказать вам. — Он вдруг рассердился на себя: «Зачем взваливать собственные горести на это невинное существо?»
— Возможно, вам надо выговориться.
— Хотите сыграть роль психоаналитика? — осведомился Макгир насмешливым, даже язвительным тоном.
— Не будьте таким, Габриэль. Я же призналась вам в некоторых своих навязчивых мыслях.
— А мои мысли чуть не изуродовали меня, — резко сказал он. — Вы выросли среди прекрасных вещей, в кругу любящей семьи. Вам не понять моего прошлого.
— Попробуйте.
— Обычно я не говорю о себе, — произнес Габриэль, пожав плечами. — Хорошо… Мой отец — ветеран Вьетнама. Пилот вертолета. Мама всегда говорила, что он вернулся оттуда совершенно другим человеком. Боль затаилась в нем и разрушила его жизнь, жизнь моей матери и мою. Отец перестал сдерживать приступы свойственной ему агрессивности, и с годами это переросло в прямое насилие.
— О, Габриэль, простите, — Хлоя судорожно сжала руки.
— Эти взрывы, Хлоя, повторялись все чаще и чаще. Мужчина вообще от природы агрессивен, но большинство из нас умеет совладать со своей агрессией или направить ее на что-нибудь полезное.
— Вы умеете, — нежно сказала она.
— Спасибо, Хлоя, — сухо отозвался он, — но вы плохо меня знаете.
Она слегка покраснела:
— Быть может, вина тут моя. Я боюсь сильных чувств. — «И сильных мужчин», — про себя добавила она. — Вы понимаете?
С минуту Макгир хранил молчание, пристально глядя на прекрасную, как мечта, девушку.
— Да, понимаю. Но думаю, что на самом деле, вы очень храбрая.
— Боже мой! Нет! — Ей живо вспомнились те страшные времена, когда она боялась просыпаться по утрам.
— Ваши утраты были так велики! Немудрено, что вам было трудно оправиться.
— Вы правы, Габриэль, для меня это не прошло даром.
— Как и для меня.
— Вы говорите о своем отце в прошедшем времени…
— Он умер, Хлоя, безвременно. Единственное, что примиряло его с собой, это выпивка.
— А ваша мать?
— У нее все в порядке. — Он неопределенно пожал плечами. — Ничего особенно хорошего, но в порядке. Она живет со своей сестрой в Тасмании. Я навещаю ее раза два в год. Она постоянно пытается сказать, что виновата передо мной в том, что не была более стойкой.
— Ради вас? — Хлоя теперь представляла, какая обстановка царила в этой семье.
Он кивнул.
— В четырнадцать лет во мне росту было шесть футов. Прошло еще два года, прежде чем до отца дошло, что обращаться с нами ему придется иначе.
— Вот почему вы так стремитесь и надеетесь иметь крепкую семью!
Макгир был очень серьезен, когда произнес:
— Мне хочется мира и согласия, Хлоя. Любви и понимания в семье.
— Надеюсь, так и будет, Габриэль, — мягко проговорила она. — Каждый вечер я буду молиться за вас.
— Пожалуй, это мне и нужно. — Он подался вперед. Его мощные плечи слегка ссутулились.
— Если вы остановитесь на Таре Уильямс, — ответила она немного резче, чем хотела.
Он рассмеялся:
— Мне нравится, когда вы бываете маленькой стервочкой, мисс Каванах!
— Я не стервочка. Почему вы считаете меня такой?
— Ну, пусть ревнивицей, — тихо сказал он. Хлоя тяжело вздохнула:
— Вы меня просто удивляете, Макгир.
— Что вы имеете против Тары? — по-прежнему весело осведомился он.
Она рассердилась.
— Проклятье, Габриэль, где ваши глаза? Она ужасно груба. Перед всеми задирает нос. Ничего не делает…
— Я слышал, что время от времени она выполняет какую-то общественную работу.
— Она — это сэр Ллью в женском обличье.
Макгир чуть-чуть подумал:
— Вероятно, есть в ней что-то от сэра Ллью. Но, что несомненно, тело у нее прекрасное.
— Вам лучше знать.
— Я не слепой, мисс Каванах.
— Я желаю вам только добра, Габриэль, — просто сказала она.
— Ну что ж, по крайней мере все стало ясно. Кофе?
— Почему бы и нет?
Когда им подавали кофе, в ресторан вошла Тара в сопровождении высокого грузного мужчины средних лет, безвкусно, но дорого одетого. Тара, стараясь привлечь к себе внимание, громко хохотала.
Хлоя, повернувшись лицом к вестибюлю, чуть не упала со стула.
— Боже мой! Когда вы в последний раз видели Тару? — спросила она.
В отличие от большинства сидевших в ресторане, Макгир не повернул головы.
— Тару Уильямс? — догадался он. — На вечере.
— Ну, тогда не оборачивайтесь. Она приближается.
— В самом деле? Она не одна? — равнодушно спросил Макгир.
— Можете не сомневаться, что он не идет ни в какое сравнение с вами. Темные реденькие волосенки и явно излишний вес.
— Должно быть, Эл Якобсен. Застройщик. Он недавно приехал.
— Представляю, как вас взволнует встреча с ним. Они показались на веранде, по-моему, направляются прямо к нашему столику.
Лицо Макгира оставалось бесстрастным:
— Не исключено. Может быть, допьете кофе?
— Вы предлагаете мне залпом проглотить его? — Хлоя огляделась по сторонам. — Я могу напоить вас кофе и дома.
— Обещаете? — Его черная бровь взметнулась вверх.
— Ничего подобного. Просто предлагаю.
— Не очень-то гостеприимно, Хлоя. — Черные глаза Макгира засверкали.
— В таком случае ладно: обещаю.
Спустя мгновение Тара с деланным удивлением помахала им рукой.
— Гейб, не может быть! Вот сюрприз. — Она обернулась к своему спутнику. — Вы ведь встречались с Гейбом Макгиром, Эл?
— Нет, не приходилось. — Эл улыбнулся, обнажив крупные, крепкие, белые зубы.
Несколько минут официанты, мечась по веранде, пытались решить, не надо ли накрыть этот столик на четверых. Разговоры в ресторане смолкли. Многие знали Хлою по телевизионным передачам. Лицо Тары Уильямс не раз мелькало на страницах светской хроники. Мужчин знали смутно, но чувствовали ленивую, начальственную силу, которая исходила от обоих.
Тара одарила Хлою холодной, сияющей улыбкой, которая явственно говорила: «Стоит мне поговорить с папочкой, и тебя уволят».
— А я и не знала, что вы с Гейбом друзья!
Хлоя, подняв голову, проворковала:
