— Вы знали Степана Проталина? — уточнил Вячеслав.
— Конечно, знал. Я ведь в Новгород первый раз приехал еще в
середине семидесятых, сразу после армии. И тогда устроился курьером как раз на
этот мебельный комбинат. Потом женился. У меня супруга ведь из Новгорода, и
поэтому я считаю себя уже местным жителем. Я здесь всех знаю. И меня все знают.
И я вам могу сказать: за такого человека, как Вано Тевзадзе, могу поручиться.
Поехать в прокуратуру в любой момент и поручиться. Я даже просил его освободить
до суда, но мне сказали, что по этой статье нельзя освобождать человека, даже
временно, даже под домашний арест. Я понимаю, что все факты против Вано, но все
равно никогда не поверю, что он мог убить человека. Не верю, и все.
Славин взглянул на Дронго, словно приглашая его принять
участие в разговоре.
— Вы знали, что ваш заместитель сотрудничал с милицией? —
спросил Дронго.
— Конечно, знал, — кивнул Майданов, — Вано мне сам об этом
рассказывал. Я понимал, что их интересует не наша хозяйственная деятельность.
Тем более что Тевзадзе все равно бы ничего им не рассказал. Но у нас на
комбинате работает больше тридцати бывших осужденных. И сотрудники милиции
всегда интересовались этим контингентом людей. Я даже был спокоен, что всю
информацию им передает Вано. Он умный человек и понимает, что можно говорить,
что нельзя. Один раз он даже помог нашей милиции предотвратить нападение на
банк. Об этом мне рассказывали в прокуратуре. Вот такой он был человек. А его
сейчас в убийстве обвиняют.
— Мы часто не знаем, как можем повести себя в той или иной
ситуации, — возразил Дронго, — представьте, что во время разговора с Проталиным
он узнал какие-то невероятные факты, которые вывели его из себя, заставили совершить
этот необдуманный поступок. Может, что-то связанное с его дочерью, которую он
наверняка безумно любит.
— Любит, — нахмурился Майданов, — только вы ее сюда не
вмешивайте. Нина прекрасная девушка, дай бог каждому отцу такую дочь иметь. И
такую невесту. У нее очень хороший жених. Александр Касрадзе. Отец у него был
изумительный человек. И мама прекрасная женщина. Мы с ней депутаты областной
думы, она директор нашей лучшей средней школы. Самой лучшей, между прочим. Дай
бог им всем счастья. Таких молодых людей сейчас уже не найти. Их просто нет.
Вывели, как породу. Вы знаете, что она остается одна и Александр к ней переехал
с разрешения ее отца?
— Знаем, — ответил Дронго.
— Но вы не знаете другого. Они спят в разных комнатах. Нина
не позволяет себе никаких вольностей до свадьбы. А теперь скажите мне, вы много
знаете молодых людей, которые в такой ситуации спали бы в разных комнатах? Как
нужно любить и уважать друг друга, чтобы так себя вести. Какой парень! Какая
девушка! И я им верю, когда Нина говорит мне, что он спит в другой комнате. Она
бы не стала меня обманывать. Сейчас таких нет, честное слово, уже не осталось.
Вот так Вано воспитал свою дочь. И вот так воспитан наш Саша. У него мать —
красивая женщина. Она потеряла мужа, когда ей было только сорок лет. Молодая, в
самом расцвете лет. И посвятила себя детям. Знаете, сколько людей к ней
сватались? Она всем отказала. Что говорить. Это такая трагедия. Когда я узнал,
что Саша и Нина заявление в загс подали, я был самым счастливым человеком. Я
ведь покойную мать Нины тоже знал и с отцом Саши дружил. Думал, что их души
там, на небесах, возрадуются. — Он тяжело вздохнул. — Иногда думаю, зачем
Аллаху все это нужно? Зачем такие испытания на людей посылает? Зачем нас так
мучает? Говорят, что каждому человеку посылают столько испытаний, сколько он
может выдержать. Но почему так нужно испытывать Вано? Его две судимости, потом
смерть жены, переезд сюда и вот эти обвинения. Почему его? Почему так
несправедливо?
— Некоторые считают, что он представитель так называемой
кавказской мафии и поэтому мог совершить убийство, — вставил Славин, — об этом
мне говорили в милиции.
— Бросьте, — громко сказал Майданов, — не нужно повторять их
глупостей. У нас на комбинате мафии нет и никогда не было. Знаете, сколько
национальностей у меня здесь работает? Я вам скажу. Двадцать девять. Даже
вьетнамец есть. И все живут дружно. А насчет «кавказской мафии»… Я ведь сам
тоже с Кавказа, мои родственники в Дербенте живут. Но за тридцать с лишним лет
мне ни один человек в городе не сказал, что я член какой-то мафии. Вести себя
нужно нормально, законы уважать, местные обычаи, людей уважать, ценить. И тогда
все видят, что ты нормальный человек, а не бандит. У меня жена русская, трое
детей. Если кто-нибудь их «черномазыми» назовет, я этого человека сам убью. На
куски разорву. Но они носят мою фамилию. И стараются ее не позорить, меня ведь
в городе многие знают. И еще двое внуков у меня — моя самая большая радость в
жизни. Дочь старшая уже замужем. За латышом. А мать у него еврейка. Значит,
внуки у меня на четверть мусульмане-лезгины, на четверть евреи, на четверть
протестанты-латыши и на четверть православные русские. Вот такой сложный компот
получается. И хорошие мальчики растут, красивые, умные, талантливые. Говорят,
что, когда кровь смешивается, дети красивыми рождаются. Наверно, правильно
говорят. И нельзя людей делить по национальностям или по составу крови. Даже по
вере делить неправильно. Есть честные мусульмане, которые в Аллаха верят и
порядочно живут, а есть бандиты, которым не должно быть нигде места. Есть
честные русские, которые в Бога верят и достойно живут, а есть такие, которых к
нормальным людям и пускать нельзя. И я никогда не делю людей по национальностям.
Тем более по такому принципу — кавказец или славянин. Термин какой подлый
придумали — «лицо кавказской национальности». На Кавказе более ста народов
живет, значит, все они плохие и мафия? Стыдно. Очень стыдно и глупо. А Вано
никогда не был ни в какой мафии. Хотя я знаю, что его все уважали. В том числе
и самые большие отморозки. Знали, что он человек надежный и никогда не
подведет.
— Кто мог убить Проталина? Как, по-вашему?
— Не знаю, — искренне ответил Майданов, — если бы я знал или
кого-нибудь подозревал, я бы уже сейчас взял этого мерзавца за уши и сам
потащил бы его в милицию. Но я ничего не понимаю. Мне говорят, что в квартире,
где произошло убийство, никого, кроме Вано, не было. Но я все равно не верю.
Может, нужно было лучше все осмотреть. Может, нужно было все проверить еще раз.
— Проверяем, — вздохнул Славин, — но ничего не находим.
— Все равно он не мог убить.
— Нас интересует еще один человек, работающий на вашем
комбинате, — сказал Дронго, — экономист вашего планового отдела.
— Уже успели доложить, — нахмурился Майданов, — мир не без
добрых людей. Как я не люблю все эти грязные сплетни.
— Нас интересует личная жизнь Вано Тевзадзе именно в свете
раскрытия особенностей его характера. Возможно, мы сумеем уточнить какие-то
новые детали, которые прольют свет на это загадочное преступление.
— Возможно… — Майданов шумно выдохнул воздух. Было заметно,
как ему не хочется говорить на эту тему.
