Граф Ченсфильд, эрл Бультонский, вошел стремительно. Не здороваясь с джентльменами, он сразу проследовал к столику, загородил его и свирепо оглядел присутствующих.
— Ни глотка, пока не услышу разумного слова! Кстати, к вашему сведению: прокурор велел арестовать Бингля.
— Вот те на! За что?
— Пока неизвестно. Попробуем выяснить через Хирлемса.
Вудро Крейг беспокойно заерзал на стуле.
— Нет, Джакомо, причина ареста, пожалуй, и без Хирлемса понятна. Прокурор молодец! Недаром образина этого Маттео Вельмонтеса сразу бросилась мне в глаза... Я разгадал его. Знаешь, кто он таков, этот Маттео?
— Не загадывай загадок. Кто же он? Англичанин?
— Американец?
— Достопочтенный гражданин бультонских мостовых, родом с чердаков Чарджент-стрит. Это мистер Томас Бингль, родной брат художника Джорджа. Помнишь рассказ о мальчишке с обезьяной?
— Матерь божия! Кто же его узнал?
— Уильям Линс. Как только глянул на портрет, так и узнал паренька из Голубой долины.
— Значит, это стало известно и прокурору. Дело запутывается. Комиссия, похоже, пронюхала немало... Лорн, ты беседовал с ними?
— Нет еще. Но советую тебе, Джакомо: перенеси-ка все наличное золотишко на борт моего «Адмирала» и держи наготове шлюпку!
— Не вешайте носов, старики! Унывать рано. Алонзо еще не распознан?
— Нет. Вероятно, это действительно испанец.
— Послушайте, нет ли у него в самом деле сходства с Бернардито? Не может ли он оказаться самим Диего Луисом?
— Чепуха, Джакомо. С Бернардито у него нет ничего общего. Уж скорее он похож на тебя.
— На меня? Эх, Джузеппе, после гибели Чарли на меня в целом мире походить некому...
Лорд-адмирал подошел к столу, смешал в стакане несколько напитков и выпил одним глотком.
— Нынче предстоит работа. Членам комиссии я послал приглашение в Ченсфильд. Я задержу их там до утра. Джузеппе, побег пленников придется устраивать тебе.
— А вы, ваше лордство, будете в это время угощаться с джентльменами шампанским и устрицами? Это приятнее, чем лазить по крепостным стенам и резать часовых...
Граф Ченсфильд хватил кулаком по столу так, что одна из бутылок упала и все рюмки жалобно зазвенели.
Лорн, ссутулясь, медленно подошел к столу, оперся на него обеими руками и, глядя прямо в злые глаза лорда-адмирала, проговорил негромко и решительно:
— Не дури! После твоего островка меня трудно напугать кулаками и стуком. Нечего строить из себя милорда перед нами. Маши руками под носом прокурора Голенштедта! Его можешь взять за пуговицу или хоть за горло и вытрясти из него хлипкую юридическую душу. А старых друзей береги, Джакомо! Залетел ты высоко, но без нас тебе крышка, друг! Мы-то не много потеряем, коли придется переходить на новую «Черную стрелу», а вот ты, Джакомо... Тебе падать побольнее!
— Хватит, Джузеппе! Давайте потолкуем о деле.
Лорд-адмирал принял миролюбивый тон, но в глубине его расширенных зрачков тлела плохо скрытая злоба. Вудро и Джеффри Мак-Райль притихли.
Четыре бультонских джентльмена уселись за столиком. Напитки убывали быстро. Со двора донесся звук подков, и камердинер Мерч в сапогах и плаще вошел в гостиную. За ним следовал Уильям Линс, владелец таверны «Чрево кита». Камердинер вручил лорду-адмиралу записку от патера Бенедикта. Граф пробежал ее и бросил в камин.
— Мерч, ты видел милорда Голенштедта? Каков ответ?
— Велено сказать вашей милости, что джентльмены изволили отклонить ваше любезное приглашение в Ченсфильд. Но милорд прокурор благоволил просить вашу милость нынче самолично пожаловать в гостиницу к девяти часам вечера. А часом раньше, к восьми, милорд прокурор приглашает к себе мистера Вудро Крейга.
— Хорошо, можешь идти, Мерч.
Граф Ченсфильд подождал, пока дверь за камердинером захлопнется.
— Ну, Линс, выкладывайте новости.
— Дела обстоят неважно, милорд. В крепости целая буря. Нашли пилки. Хирлемс взят под стражу. Пленников перевели в строгий карцер. Завтра всех повезут в лондонский Ньюгейт. Бультонский конвой должен сопровождать карету до Шрусбери. Оттуда карета пойдет под конвоем тамошних солдат. Сведения эти я только что получил от Древверса. Джентльмены отправятся завтрашним дилижансом... Они желали видеть в гостинице вас и мистера Крейга.
— Знаю, благодарю вас. Поезжайте к себе.
Уильям Линс откланялся по-военному и удалился. Граф Ченсфильд отставил стакан.
— Да, план с побегом провалился. Просчет! Но, каррамба, мы еще подеремся! Черт его знает, что разнюхано комиссией и чего она еще не успела раскрыть. Так вот, Вудро, поезжай к ним сперва ты. А ты, Лорн, держись наготове. В девять поеду к ним я. Если там устроена ловушка и меня сцапают, тогда поднимай с Джеффри весь экипаж «Адмирала», выдайте ребятам побольше вина и штурмуйте бультонскую тюрьму. Когда выручите меня, удавим тех четверых — Брентлея, обоих Бинглей и Алонзо, — а потом поскорее все на борт! И держись тогда, добрый старый Бультон, держитесь купеческие кораблики нашего любезного короля!
— Ишь развоевался, герой! — проворчал Лорн. — Может, незачем и в гостиницу ездить? Прямо на борт «Адмирала» — и фьюить?
— Ну нет, будем держаться до последнего! Сейчас половина восьмого... Вудро, тебе пора к лондонским джентльменам... Кстати, Джузеппе, судно-то у тебя в порядке?
— Судно в порядке, припасов хватит.
— Хорошо! Держитесь, старики! Наша звезда еще не закатилась. В добрый час, Вудро!
В большом зале «Белого медведя» было оживленнее, чем в обычные предпраздничные дни. В этот вечер многие почтенные бультонцы явились в гостиницу, чтобы поглазеть на королевских чиновников из лондонской комиссии. В течение дня комиссия успела развить кипучую деятельность. Посещение тюрьмы ознаменовалось многими событиями, вроде приказа об освобождении всех крестьян-браконьеров, двух старух, незаконно торговавших печеным картофелем, многих бродяг и мальчишек, осужденных за нищенство; лишь пиратских главарей джентльмены приказали перевести на особенно строгий режим.
Однако, к разочарованию любопытных, лондонские жрецы Немезиды
[122]
не дали лицезреть себя в общем зале. Вскоре посетители увидели в вестибюле лишь скромную, хорошо знакомую фигуру мистера Вудро Крейга, самого владельца гостиницы, который, поклонившись гостям, проковылял на второй этаж. Получив разрешение войти в номер, мистер Крейг предстал перед милордом прокурором.
Сначала мистер Голенштедт позволил эсквайру Крейгу вдоволь налюбоваться буклями своего пышного парика, ибо прокурор в течение целых десяти минут не отрываясь писал что-то на листах бумаги, в то время как мистер Крейг тихонько откашливался, поскрипывал костылями и потирал переносицу.
