— Вольному воля! — философски заметил на это Хосе.
— Вам остается всего две минуты на размышление! — закричал канадец, направляя свою винтовку на мексиканцев. — Послушайтесь моего совета и избавьте нас от излишнего пролития крови. Еще есть время; уходите скорей!
Антонио де Медиана продолжал неподвижно стоять с высоко поднятой головой. Что касается Педро Диаса, то его рыцарские понятия о чести не позволяли ему покинуть беззащитного человека, тем более что жизнь его могла способствовать возрождению родины мексиканца. Он взглядом старался понять намерения дона Антонио.
— Возвращайтесь в лагерь, сеньоры! — проговорил наконец дон Эстебан. — Меня же предоставьте моей судьбе; я более не смогу принести пользы нашему делу!
Диас ничего не отвечал на предложение дона Антонио; он продолжал неподвижно сидеть на лошади, заставив ее незаметным движением руки встать бок о бок с лошадью испанца. Сохраняя прежнюю неподвижность, со взглядом, почти устремленным на канадца, Диас прошептал, не шевеля губами:
— Держитесь крепче на стременах и предоставьте мне действовать!
Тем временем Хосе продолжал внимательно следить за малейшими движениями противников и заметил, как дон Эстебан сделал знак рукой, как бы прося их повременить.
— Ороче, Бараха! — проговорил он настолько громко, что слова его могли достигнуть слуха охотников. — Возвращайтесь в лагерь вместе с благородным Диасом, который с этого момента становится вашим начальником; передайте всем участникам экспедиции, что такова моя последняя воля!
Ороче и Бараха выслушали слова дона Эстебана с притворным негодованием; в глубине души они давно решили, что не следует подвергать свою жизнь опасности уже ради одного того, чтобы снова вернуться в Вальдорадо и завладеть хоть частью ее богатств. Однако оба негодяя старались скрыть свои истинные намерения под маской напускной благопристойности, и потому не двинулись с места.
— Готов побиться об заклад, — заметил Хосе, — что это чучело с длинными волосами, показывающее вид, что не может решиться покинуть своего предводителя, в душе не знает только, как бы поскорей унести отсюда ноги, так же как и его приятель. Уж не те ли это негодяи, которые стреляли по нас в лесу около гасиенды?
— Не знаю, — ответил канадец, — тогда я видел их на слишком большом расстоянии и не мог различить их лиц. А впрочем, не все ли равно?
В это время Бараха также сделал знак рукой.
— Повиноваться приказаниям начальника — высший долг солдата, — проговорил он, — а потому чего бы это нам ни стоило, но мы принуждены уступить!
— История представляет много примеров капитуляций, — прибавил Ороче, — и они вовсе не унижают чести воина. Примите же наш прощальный привет, дон Фабиан, и передайте его вашим друзьям!
Не обращая внимания на презрительные взгляды Диаса, оба достойных друга сняли шляпы и, размахивая ими в знак прощания, повернули лошадей, намереваясь ускакать. Почти в тот же миг с утеса грянул выстрел.
— Стойте! — крикнул Хосе. — Разве вам позволено удалиться с оружием в руках?!
— Мы полагали, что так; в противном случае, не угодно ли вам прийти за нашими ружьями?
— Бросьте их вон в то озеро и убирайтесь живей! — приказал Хосе.
— Исполняем ваше приказание! — ответил Бараха, делая вид, что собирается бросить ружье; но тут же навскидку выстрелил в охотников.
— Видите, каков мерзавец! — воскликнул презрительно Хосе, оставаясь на своем месте, хотя в эту минуту Ороче также сделал движение, чтобы выстрелить. Однако найдя, что на это не стоит терять времени, длинноволосый гамбузино пришпорил лошадь и поскакал вслед за Барахой, огибая озеро, и вскоре оба скрылись вдали.
— Всему виной твое великодушие, Красный Карабин! — проворчал Хосе. — Зачем мы выпустили этих двух мошенников? Все равно их придется когда-нибудь укокошить!
Канадец только пожал в ответ плечами, но тут дон Эстебан как будто принял какое-то отчаянное решение.
— Нагнись, ради Бога, Фабиан! — закричал Красный Карабин. — Негодяй собирается стрелять!
— Перед убийцей моей матери?! Ни за что на свете! — воскликнул Фабиан, но тяжелая рука Розбуа опустилась на его плечо и заставила юношу опуститься на колени.
Потеряв из вида объект своей ненависти, дон Эстебан опустил двустволку. Из-за края утеса виднелось теперь только направленное на него дуло кентуккийской винтовки канадца, который не стрелял, памятуя желание Фабиана захватить испанца живым.
Неожиданно Диас стремительно и ловко перескочил со своей лошади на лошадь дона Эстебана и, обхватив испанца руками, вырвал у него поводья. Затем, подняв лошадь на дыбы, он сразу повернул ее и, вонзив шпоры, пустил вскачь, прикрывая собственным телом, как щитом, своего начальника, которого спасал с риском для собственной жизни. Все это произошло так быстро, что охотники в первое мгновение опешили.
Охваченные жаждой мести, Хосе и Фабиан ринулись с утеса, рискуя разбиться насмерть, между тем как Красный Карабин, не выпуская из рук винтовки, продолжал следить за движениями удаляющейся лошади.
Оба всадника, скакавшие по прямому направлению, составляли, казалось, одно тело. Виднелся только круп лошади и спина Диаса, совершенно скрывавшая дона Эстебана. Выстрел в беглецов привел бы к бесполезному убийству ни в чем неповинного человека, который жертвовал своей жизнью ради спасения другого человека. Еще мгновение — и беглецы оказались бы вне опасности, если бы им не пришлось иметь дело с таким искусным стрелком, как канадец, который всегда бил зверя в глаз, чтобы не портить шкуры. В данном случае ему надо было попасть в голову лошади.
На одно только мгновение благородное животное повернуло голову в сторону, но этого мгновения было достаточно для канадца: грянул выстрел, и оба всадника внезапно очутились на земле. Сраженная насмерть лошадь тяжело рухнула под ними.
Не успели дон Антонио и Диас подняться с земли, оглушенные неожиданным падением, как около них очутились Хосе и Фабиан с кинжалами в руках. Красный Карабин гигантскими шагами спешил на помощь своим товарищам, поспешно заряжая на ходу винтовку. Он остановился, ожидая момента, когда ему придется действовать.
Верный до последней минуты чувству долга, заставлявшего его защищать жизнь дона Эстебана, Диас схватил ружье, выпавшее из рук испанца во время падения, и подал его ему.
— Будем защищаться до последней крайности! — воскликнул Диас, выхватывая из-за голенища длинный охотничий нож.
Когда Аречиза вскочил на ноги и, зарядив ружье, направил его на Фабиана, канадец предупредил его намерение: ружье выпало из рук дона Антонио, перешибленное пополам пулей канадца, причем сам он потерял равновесие и свалился на землю.
— Наконец-то и я дождался сладостной минуты! — удовлетворенно воскликнул Хосе, набрасываясь на дона Антонио и придавливая его коленом к земле.
Испанец тщетно силился сопротивляться. Хосе мигом стянул с себя перехватывающий его талию несколько раз шерстяной пояс и, уже не спеша, крепко скрутил распростертого у его ног врага. Диас не мог помочь своему начальнику, так как принужден был защищаться против подступавшего к нему Фабиана.
