– Не получится… – грустно сказала Джен. – Странная
какая…
– Скорее – древняя, – сказал Мазур. – Ни на что не
похожа, правда?
– Атлантида? – спросила она завороженно.
– А я бы не удивился… – хмыкнул Мазур.
Воздух в пещере вовсе не казался затхлым – незаметный
изнутри вентиляционный ход? Мазур отошел, присел на корточки. Грудами свалены
самые разнообразные подношения – сгнившие меха, не в переносном, а в прямом уже
смысле заслуживавшие названия «мягкая рухлядь», проржавевшие ружейные патроны,
кучки бумажных денег – вот довоенные, вот царские, а там Ильич в кепке – кучки
золотых монет… Он нагнулся, поднял вещицу, потер рукавом. Почерневший
серебряный портсигар, массивный, с золотыми накладками-вензелями, четкая
надпись гласит, что он некогда был вручен подпоручику Смирнитскому за отличную
стрельбу на полковых соревнованиях. А рядом маслянисто посверкивает орден
Ленина – еще старого образца, на штифте. Морской кортик царских времен,
несомненно, адмиральский – уж в этом-то Мазур разбирался. Медаль «За взятие
Будапешта», рукоять казачьей шашки, цветной эмалевый подстаканник, тусклый
самовар-пузан, брошка с синими стеклышками, карманные часы, еще подстаканник,
никелированный, полуистлевшая пестрая шаль, солдатский Георгий – видимо, сюда
годами несли все, что считалось самым ценным в хозяйстве… Местами кучи
разнообразнейших предметов, вороха бумажных денег и мехов громоздились
непроходимыми завалами, достигая груди Мазура. Вон переносной приемник середины
шестидесятых годов – приличных размеров пластмассовый чемоданчик. Мазур помнил,
что внутри множество радиоламп. Чудо техники для своего времени. Вон шитый
золотом – натуральной золотой канителью – широкий погон с двумя просветами без
звездочек. Полковничий…
– Знаешь что, давай-ка отсюда убираться, – сказал
Мазур.
Джен разглядывала орден Александра Невского –
дореволюционный. Подняла брови:
– Что, привидения?
– Пошли, – сказал Мазур. – Что-то нехорошо у меня
на душе. То ли место так действует, то ли… Тебе не кажется, что люди, которые
это святилище берегут от постороннего глаза которую сотню лет, могут оставить
постоянных сторожей? Я бы на их месте чересчур не полагался только на чащобу и
удаленность… – И, уже громче, распорядился: – Пошли, говорю!
– Глупость какая… – протянула она, неохотно бросив орден в
кучу хлама. – Ну какие сторожа?
– Это Азия, родная, – сказал Мазур, подталкивая ее к
туннелю. – Это другой мир, ты еще не поняла? Другая планета. Как бы ты
сама отнеслась к мексиканцу, вздумавшему отколоть нос у памятника Линкольну? А
здесь все серьезнее…
Пригибаясь, он первым вышел из туннеля, сощурился, чтобы
глаза побыстрее привыкли к свету. Нельзя сказать, чтобы он так уж верил в
постоянных часовых, но насчет Азии он, пожалуй, был прав – это другая планета,
другая психология, другое измерение времени. Даже сейчас в тайге и тундре есть
места, куда белого местные наотрез откажутся вести, – даже те из них, кто
видел многоэтажные дома и цветные телевизоры не только на картинке. Азия.
Местный житель привык за тысячи лет, что любые новшества и любые пришельцы рано
или поздно исчезают, как утренний туман, вместе с памятью о них…
Выстрел высек каменную крошку у него над головой.
Мазур ответил короткой очередью, не успев ничего осознать,
ни о чем не успев подумать. Рефлекс не подвел – метрах в двадцати от него с
ревом завалился матерый учаг
[20]
, забился на камнях, а
спрыгнувший с него человек ужом скользнул за дерево. Еще один выстрел – пуля
пропела где-то высоко в стороне. С двух сторон отозвались другие карабины.
– Вверх! – Мазур подтолкнул Джен к скалистому откосу,
по которому они сюда спустились.
Это был единственный путь отхода – безумием было бы соваться
в прилегающую к пещере тайгу, где наверняка полно других ловушек. Что ж, Европа
способна вычислить Азию, но неспособна Азию понять…
Огрызаясь короткими очередями, Мазур прикрывал девушку,
карабкавшуюся меж острыми камнями. Нападавшие уже поняли, что он стреляет,
пусть и бесшумно, дурак бы понял, увидев все еще бьющегося в судорогах оленя,
брызгавшего кровью на камни. Они хоронились за деревьями, стреляли редко, но
пули ложились в опасной близости – вокруг так и взлетало каменное крошево.
Мазур успел подумать: насчет «белку в глаз» – это все же
преувеличение, однако и обольщаться не стоит, ошеломление у них довольно быстро
пройдет, и охота начнется по всем правилам. В тайге они ему дадут сто очков
вперед, неподалеку явственно послышался заливистый собачий брех…
Глянул вверх – Джен сама, без команды, догадалась достать
револьвер, и, появись кто на дороге к вершине, не оплошала бы. Ну, одной
головной болью меньше… Хорошо еще, склон покрыт сущим лабиринтом из высоких
камней…
Что-то ударило в поясницу – достали-таки! Поясница тупо
заныла, но Мазур знал, что бронежилет выдержит и не такое, а потому не
беспокоился, рукой освидетельствовать не полез. Лишь бы в кассеты не угодили, а
то восстанавливай потом пленку…
Снизу доносились крики на непонятном языке, лаяли собаки.
Вот и вершина. Мазур, послав вниз еще одну очередь, быстренько сменил магазин.
Сорвал рюкзак, не колеблясь, вытащил гранату, вырвал кольцо. Разжал пальцы,
подождал секунду. Швырнул назад. Граната, как он и рассчитывал, оглушительно
лопнула в воздухе, в полете, произведя скорее психологическое воздействие.
– Куда? – Джен повернула к нему бледное, отчаянное
лицо.
Он без колебаний показал вниз, крикнул:
– Перебежками!
И кинулся следом за ней. Сердце оборвалось на миг – она
поскользнулась, проехалась задом по камню, но успела уцепиться за угловатый
валун. Мазур уже добежал, подхватил ее. Посланные снизу пули все еще звонко
щелкали по камням на вершине – не похоже, чтобы хранители святилища пошли на
штурм, Мазур успел сделать все, чтобы его зауважали в момент…
– Л-любопытство… – успел он выдохнуть на ходу. – Две
Вар-рвары, бля…
– Что? – вскрикнула она, услышав непонятную русскую
фразу.
– Вперед! Обрывая застежку, выхватил баллон и щедро прыснул
на камни туманной струей. Схватил Джен за руку и помчался гигантскими прыжками
под прикрытие деревьев. Он успел с вершины окинуть взглядом окрестности и
потому уверенно бежал в распадок меж двумя высоченными сопками – оттуда можно
было прорваться в чащобу. Не сбавляя темпа, встряхнул баллон, поднеся его к
уху. Послышалось шуршанье – кончается, черт, еще несколько доз – и можно
выбрасывать…
…Дальнейшее слегка путалось, слившись в бешеный бег меж
деревьев, перемежавшийся кратким отдыхом. Они не садились, просто, привалившись
к стволам, жадно хватали воздух, жмурясь от затекавших в глаза соленых струек
пота. И вновь бежали по гигантской, сложной кривой, огибая подножия сопок,
налетая лицом на невесомо-липкую паутину. Но все же это никак нельзя было
назвать слепым, паническим бегством сломя голову, они попросту отступали со
всей возможной скоростью, а это совсем другое дело, если кто понимает… Они даже
не особенно и уклонились с маршрута, в чем Мазур убедился, найдя полминутки для
того, чтобы поработать с процессором.
