Поднял автомат, положив ствол на сук, тщательно прицелился и
плавно потянул спуск. И еще раз.
Сначала ничего не произошло – третий грузовик как ни в чем
ни бывало прошумел мимо, колыхаясь по-утиному. Промахнуться Мазур не мог и
потому терпеливо ждал.
Красный огонек над номерным знаком последней машины удалился
метров на пятьдесят, когда впереди раздался скрип скверно отрегулированных
тормозов, гудки вразнобой. Гудки почти сразу же стихли, колонна остановилась.
– Пошли!! – шепотом распорядился Мазур.
Уже издали можно было разобрать яростный затейливый мат.
Второй грузовик стоял, самую чуточку накренившись на правое переднее колесо, в
лучах фар мелькали фигуры в выцветших бушлатах, неторопливо стекавшиеся к
пострадавшей машине. Ее шофера можно было определить издали – он один, пиная
безвинное колесо, суетился, и сыпал проклятьями. Остальные взирали вполне
философски. Мазур насчитал восемь человек – надо полагать, все. Они крались в
темноте к последней машине. Ясно было, что ни одна живая душа не заподозрила
злодейского умысла, дела человеческих рук, Мазур на их месте тоже не заподозрил
бы. Войны в этих местах не случалось лет семьдесят, со времен последних
крестьянских восстаний против красных, а вражеских диверсантов здесь никто не
ожидает—и правильно делает, в общем…
Мазур подхватил Джен за бока, подкинул вверх. Она перевалилась
через борт, исчезла под тентом. Прыгнул следом. Присел и зажег фонарик – так,
чтобы луч оказался ниже уровня брезентового тента.
Похоже, они, отправляясь в город, рассчитывали на гораздо
больший груз – уже вторая машина шла полупустой, иначе не катались бы так
ящики. А здесь, кроме вороха брезентовых полотнищ у кабины, больше ничего и не
было.
Выключив фонарик, Мазур на ощупь устроил Джен в уголке
кузова, прикрыл ее до горла брезентом, ожесточенно вонявшим соляркой и пылью.
Подумал, что выглядеть они оба будут, как черти после субботника по чистке
котлов, – но выбора не было.
Выпрямился. Целлулоидные окошечки тента были мутными,
увидеть сквозь них ничего не удалось бы, не мыты сто лет. Впрочем, пока что и
не было нужды. Совсем близко кто-то плаксиво тянул:
– Нет, ребята, ну давайте елку срубим, вагой поднимем, топор
же есть… Мне что, до утра куковать?
Его перекрыл целый хор протестующих голосов – похоже, никому
не хотелось возиться, да еще в темноте. Нет сомнений, они и впрямь затарились в
забегаловке водочкой – очень уж страстно вопили, упрекая раззяву, а тот
отругивался, уверяя, что, когда отъезжали от придорожного гадюшника,
старательно попинал все покрышки, но ничего подозрительного не заметил:
– Железяка какая-нибудь валялась…
– Ага, из леса прилетела, – хмыкнул кто-то, не
подозревая, насколько был близок к истине. – Ну ты и чмо болотное, Козырь,
из-за тебя теперь дедушки за стол и в полночь не сядут…
– Ребята, если вагой…
– Цыц! – рявкнул кто-то. – Еще вертолет вызовем…
Ладно, так: все едут на точку, а Козырь остается стеречь казенное имущество.
Сам виноват, домкрат в кузове возить надо… Не хнычь, Козырь, разбужу кого из
скворцов, пошлю к тебе с домкратом… Па-а машинам, господа деды, водяра
прокиснет!
Под обрадованные возгласы все кинулись по машинам, застучали
сапоги. В кузов к Мазуру и Джен никто не сел.
«ГАЗ» дернулся, взял влево, объезжая пострадавший грузовик,
у которого все еще матерился в голос бедняга Козырь. Заорал вслед:
– Вадька, пошли скворца, не забу-удь!
Мазур проделал ножом дыру в брезенте и стал смотреть вперед.
Довольно долго тянулся однообразный пейзаж – стена елей, по которым скользили
лучи фар, дорога почти не петляла, шла, как по ниточке.
Машину подбрасывало. Встав на корточки и пытаясь рассмотреть
в темноте лицо девушки, Мазур сказал:
– Все, никакой погони уже не будет…
– А за шпионаж нас не посадят?
– Ты что?
– Ты же сам сказал: военная база… – в ее голосе сквозила
явная настороженность.
– А… – тихо отозвался Мазур. – Это ты фильмов
насмотрелась насчет бедных американцев, которых за шпионаж гонят в Сибирь…
Во-первых, мы и так в Сибири, а во-вторых – у нас в понятие «военная база»
иногда вкладывается совсем не тот смысл, что у вас, сама убедишься… – он не
боялся, что в кабине услышат тихий разговор, мотор ревел во всю
ивановскую. – Чует мое сердце, ты не кары за шпионаж испугаешься, а самой
базы…
Встал и проделал справа и слева еще по отверстию, чтобы
иметь полный обзор. Минут двадцать по обе стороны была только надоевшая до
чертиков тайга, потом слева открылся широкий пустырь, и на нем при тускловатом
свете давно пошедшей на ущерб луны чернел некий апокалипсический курган из
огромных серых глыб. Мазур даже заморгал от неожиданности. Вокруг громоздились
какие-то коробчатые конструкции, косо ушедшие в землю.
Он понял, в чем тут дело, увидев оставшийся нетронутым
«грибок», кубик с бетонной крышей. А это, конечно же, пулеметная башня –
кирпичный полуовал, на котором громоздится стальной колпак, все сооружение
похоже на крохотную копию одной из башен Псковского кремля и давненько уже
заброшено…
Это была взорванная ракетная шахта, от которой остались одни
руины да вентиляционные выходы, те самые «грибки». Когда-то здесь под землей
таилось грозившее супостату ядерное чудовище – но потом его изничтожили свои
же, когда наверху решили, что на данном историческом отрезке вокруг державы
супостатов более не имеется, а есть лишь загадочные друзья. Саму ракету,
конечно, вывезли, а все подземные сооружения, влетевшие в дикие миллионы, пошли
на слом. Картина знакомая. Любому толковому офицеру от нее хочется блевать…
Впереди показались огни. Высоченный забор из колючей
проволоки, распахнутые железные ворота, кирпичный кубик КПП. Грузовики
проскочили в ворота, почти не снижая скорости, свернули влево, вправо…
Длинная трехэтажная казарма определенно заброшена – такой уж
у нее угрюмый вид. Заброшен и детский городок – резные деревянные фигурки
гномов и зверюшек, частокол, горки, теремки… А здесь, похоже, живут – окна
светятся.
«Точка», как легко рассмотрел Мазур при свете редких
фонарей, являла собою причудливую смесь дотлевавших остатков жизни и
разрушения. Проехали мимо бэтээра без колес, мимо грузовика, от которого
осталась лишь проржавевшая кабина на остатках шасси. Дальше – вновь казарма,
где светится пара окошек. И еще одна. Мазур искал в душе хотя бы тень
мимолетного умиления оттого, что снова оказался по другую сторону забора,
отделявшего штатскую жизнь от военной, но, кроме горестной брезгливости, ничего
не мог отыскать. Забор, такое впечатление, давно рухнул, и все смешалось в причудливом
бардаке…
Машины остановились у здания без окон, с высокими железными
воротами – гараж, несомненно. Из кабин и кузова соседней машины, радостно
гомоня, хлынули господа деды. Зазвенело стекло.
