— Дела небесные… ах, ну да… — Йордис покосился на одну из нарисованных нимфе длинными, гибкими ногами, с глазами, сияющими юностью и весельем. — Если бы я мог проводить время, созерцая таких красоток, полагаю, я тоже отказался бы писать портрет старого дурня, — он понимающе рассмеялся. — А где вы нашли таких в этом городе, а?
«Они торгуют своими телами в доках… или своими душами на базаре… или гнут спину на твоей кухне, или натирают полы в твоем доме…» — подумал Лало горько. Уже не первый раз за этот вечер ему задавали подобные вопросы. Нимфа, на которую Йордис сейчас пялился с таким вожделением, была нищая калека, он, наверное, десятки раз проходил мимо нее на улице. На противоположной стене проститутка Валира гордо протягивала Богине сноп пшеницы, а ее ребенок кувыркался у ее ног, как херувим. А Богиня, которой они поклонялись, которая затмевала поверхностное великолепие этого зала, была его Джилла, носорог, превратившийся в нечто более изумительное, чем единорог.
«У вас есть сердца, но вы не умеете чувствовать…» Взгляд Лало скользил поверх нестерпимого блеска одежд и украшений, которыми гости господина Молина замаскировали себя. «У вас есть глаза, но вы не умеете видеть…» Он пробормотал что-то насчет своих планов.
— Если вы хотите украсить комнату настенной росписью, буду счастлив услужить вам, но боюсь, от портретов я в дальнейшем откажусь, — с тех самых пор, как он сумел разглядеть Джиллу, его глаза стали видеть по-новому. Теперь, даже когда он не рисовал, ему удавалось различить истинные лица людей под теми масками, которые они показывали миру. Он вежливо добавил:
— Надеюсь, ваши дела идут хорошо?
— А? Мои дела — да, но нынче осталось мало работы для каменщика! А что осталось, требует совсем другой сноровки… — он заговорщически хихикнул.
Лало покраснел, осознав, что Йордис думает, будто он выуживает информацию о новом храме — крупнейшем заказе на стенную роспись в Санктуарии. «А почему бы и нет? — подумал он. — Разве не стоит моя Богиня быть запечатленной на стенах более величественных, чем в зале этого выскочки-инженера?»
У него внезапно пересохло во рту: он увидел самого Молина Факельщика, приближающегося к нему. Йордис поклонился, ухмыльнулся и растворился в толпе. Лило заставил себя остаться на месте и выдержать пронзительный взгляд патрона.
— Я должен поблагодарить вас, — сказал Лорд Молин. — Ваша работа представляется мне чрезвычайно успешной, — его глаза непрерывно перебегали с толпы на лицо Лало и обратно. — Возможно, слишком успешной, — продолжал он. — Рядом с вашей богиней мои гости кажутся просто декорацией!
Лало начал было оправдываться, но замер, ужаснувшись, что может невольно выдать истину.
Молин Факельщик рассмеялся.
— Я только хотел сказать вам комплимент, дружище, и, кроме того, сделать заказ на роспись стен нового храма…
— Мастер Портретист, вы, похоже, сегодня в хорошем настроении!
Лало только что свернул с Тропы Денег на Дорогу Храмов, намереваясь осмотреть стены, которые ему предстояло расписывать в новом храме богов Рэнке. Звук мягкого голоса заставил его споткнуться. Он услышал сухой смешок и повернулся, чтобы внимательнее рассмотреть говорившего. Все, что он смог увидеть под капюшоном, было мерцание рубиновых глаз.
— Инас Йорл!
— Более или менее… — согласился собеседник. — А вы? Вы не изменились? Вы занимали мои мысли последнее время. Не хотите ли вернуть мне мой дар?
Лало содрогнулся, припомнив те мгновения, когда он готов был душу продать за то, чтобы потерять способность, которой наградил его колдун. Но вместо этого он, наоборот, обрел свою истинную душу.
— Нет, не думаю, — ответил он спокойно и почувствовал, что чародей удивлен. — За мной долг. Не хотите ли, чтобы я нарисовал вам еще одну картину? — Он прибавил, помолчав: — Не хотите ли, чтобы я нарисовал ваш портрет, Инас Йорл?
На этот раз споткнулся колдун, и на мгновение художник по-настоящему встретился с ним взглядом. Он задрожал от той нечеловеческой усталости, которая исходила из этих нездешних глаз.
Но не Лало, а Инас Йорл первым отвел свой взгляд и отвернулся.
Линн ЭББИ
ТАНЕЦ АЗИУНЫ
1
Приятный на вид мужчина средних лет, напоминавший скорее воина, нежели жреца, остановился у лавки торговца шелками Куда с таким видом, что все прочие покупатели растворились в базарной сутолоке и ясноглазый Кул поспешно оторвался от своих тюков с материей.
— Чего изволит Ваша Милость? — осведомился купец.
— Мне нужно две длины твоего лучшего шелка. Важна ткань, а не ее цвет. Шелк должен струиться как вода, а свет свечи виден, даже если сложить его вчетверо.
Кул на мгновенье задумался и вывалил на прилавок целую гору тюков. Он собирался показывать их медленно, каждый по очереди, но взгляд покупателя упал на отрез цвета морской волны и торговец сообразил, что злоупотреблять временем жреца неразумно.
— У Вашей Милости превосходный взор, — заметил купец, разворачивая шелк и давая жрецу оценить выделку и прозрачность ткани.
— Сколько?
— Два золотых короната за две длины.
— Один.
— Но Ваша Милость только что из столицы и вы наверняка помните красную цену за такую работу в Рэнке. Смотрите сюда, видите, правый край прошит серебряными нитями. Один и семь — это то, что надо.
— Да, здесь уж точно не столица, — усмехнулся жрец. — Девять ранканскихсолдатов, — услышал купец в ответ на свое предложение.
Аккуратно взяв материю из рук жреца, Кул со знанием дела смотал ее в тюк:
— Девять солдатов… да одна вышивка серебром стоит дороже! Очень хорошо. Выбора мне не остается, ибо как может простой базарный торговец спорить с Молином Факельщиком, Верховным Жрецом Вашанки. Хорошо, хорошо, пусть будет девять солдатов.
Жрец щелкнул пальцами, и немой юноша-прислужник подбежал к нему, неся в руках кошелек. Юноша отсчитал девять монет, показал их хозяину и передал Кулу, который проверил, не стерты ли деньги, ибо большая часть монет в Санктуарии давно находилась в обращении. То, что деньги платит юноша, торговцу не было в диковинку, ибо для жреца считалось неподобающим расплачиваться самому. Когда монеты скользнули в висевший на груди торговца кошель, жрец вторично щелкнул пальцами и к лавке подошел здоровенный, похожий на земледельца детина, который придержал дверь, пока Молин не вышел, а затем принял сверток из рук молчаливого юноши.
Молин Факельщик целенаправленно прокладывал себе путь среди базарной толпы, уверенный, что рабы сумеют не упустить его из виду. Шелк и впрямь соответствовал утверждению торговца, а в столице, где деньги меняли хозяев куда чаще, за такую ткань попросили бы вдвое больше. Жрец еще не успел занять настолько высокое место в рэнканской бюрократии, чтобы забыть искусство торговаться.
