– Представляю, что от косметики осталось...
Мазур счастливо фыркнул, прижимая ее к себе.
– И нечего фыркать, – сказала Ольга насквозь прежним
голосом. – Чтобы собственный муж насиловал в поезде... – Повернула к
нему сияющее лицо: – Сон приснился?
– Сон, – сказал он глухо. – А сны потом тают...
Часа через четыре будет Шантарск, а вот никаких снов уже не будет...
– Тогда иди покури, – сказала она с непостижимой
женской логикой. – А я себя в божеский вид приведу, ты посмотри, во что мы
купе превратили, походный бардак какой-то...
Мазур поцеловал ее в щеку и вышел. Издали увидел торчавшего
в тамбуре Креста, подошел вразвалочку и встал рядом, поставив ногу на блестящую
урну.
– Ну, кто знает жизнь лучше полковников? – ухмыльнулся
Крест. – Цветешь? – И тут же посерьезнел. – Ты очки-то надень,
что им из кармана торчать...
– Что? – кратко спросил Мазур, доставая сигарету.
– Черт его знает... – Крест опустил руку, потрогал
сквозь пиджак рукоятку пистолета. – Воздух мне вокруг не нравится, вот
что. Я тут давно торчу, чуть ли не сразу, как от тебя ушел... Хмырь какой-то по
вагонам гуляет, зенками так и шарит... В сторону паровоза прошел, потом
назад, – а ресторан-то в хвосте, чего ему разгуливать, совершенно непонятно...
– Ну, мало ли, – сказал Мазур, сам, впрочем,
напрягшись. – Или знакомых ищет, или подходящие чемоданчики.
– Разве что, – тихо сказал Крест. – Зенки его мне
не нравятся категорически... Пора б тебе бригадира шукать. Сунь под нос ксиву,
благо снимочек твой идеально пришпандорен, – и пусть крутит радио. Глаза
мне его не нравятся, имею опыт... тс! – он сунул в рот очередную сигарету
и продолжал громко, беззаботно: – Значит, вытащили эту золотую рыбку трое –
адвокат, милиционер и «наперсточник»...
Судя по его многозначительному взгляду, вошедший в тамбур
человек был как раз тем самым, праздношатающимся неизвестно зачем. Как мог
естественнее Мазур оглянулся – что в том необычного?
Одно мгновение – и широкая спина, обтянутая светлым
пиджаком, неспешно удаляется по коридору. Мазура охватило странное чувство: он
смотрел в крепкий затылок широкоплечего блондина, пытаясь проанализирозать свои
впечатления, и все отчетливее осознавал, что не знает его, но знает его походку...
Лицо изменить нетрудно, а с походкой это проделать гораздо труднее...
Досадливо швырнув окурок в урну, он повернулся к Кресту.
Дальнейшее произошло мгновенно.
Ольга вышла в коридор, оказавшись лицом к лицу с блондином в
светлом костюме, на миг замерла – а он рывком оказался за ней, так, что она
заслоняла его от обоих мужчин, дернув за руку, втащил в купе.
Мазур опомнился первым и кинулся к захлопнувшейся двери.
Коридор был пуст, и он выхватил пистолет, держа его стволом вверх,
переглянувшись с Крестом, сделал знак страховать, рванул дверь, открыв
наполовину, так, чтобы она заслоняла Креста.
– Заходи, – спокойно сказал блондин. –
Осторожненько в дверь протиснись, закрой ее за собой и пушечку на пол брось.
Ну?
Он сидел у самой стены, заслоняясь Ольгой, уперев ей в
правый бок толстое дуло пистолета. «ППС, – машинально определил
Мазур, – практически беззвучно лупит...»
– Ну?
Шансов не было – если так и торчать с пистолетом в руке.
Медленно Мазур протиснулся в дверь, закрыл ее за собой и кинул пистолет на пол,
ни на секунду больше не поддаваясь растерянности.
– Ногой его ко мне. Стой, где стоишь. – Блондин крепче
прижал дуло к Ольгиному боку. – Разъяснения нужны?
Очень уж аккуратный был у него зачес, пробор, если
представить, что...
И Мазур узнал. Главным образом, по глазам. Это был тот, кто
играл при Прохоре роль Ибрагима-оглы, – только без бороды и в светлом
парике.
– Вот такая математика, – сказал Ибрагим-оглы. –
Пальба кончилась, пошли вычисления. Ты, конечно, хорошо вычислял, только и я не
хуже... Ладно, я не гений. Просто дорог у тебя было не особенно чтобы много...
стоять!
Ольга с бледным, изменившимся лицом косилась на него. Он,
плотно сжав губы, невидимой для Мазура левой рукой полез в карман, судя по
движению плеча. Поднял руку над затылком Ольги, в ладони чернела коробочка с
кольчатым хвостиком-антенной. Теперь-то Мазур не сомневался, что на вокзале в
Аннинске был именно он. Дорог и в самом деле было немного...
Взгляд Ибрагима-оглы чуть растерянно вильнул – ага, он хотел
включить рацию и боялся хоть на миг потерять Мазура из виду...
Ольга вдруг резко дернулась, разворачиваясь к державшему ее
мужчине, вцепившись левой ему в глаза. Мазур метнулся к дивану, ударил
вытянутыми вперед, сомкнутыми ладонями, и еще, и еще, уже костяшками пальцев...
Ольга свалилась ему на руки безвольно, как кукла. Мазур
подхватил ее, одновременно нанеся Ибрагиму удар коленом под горло для пущей
надежности, – голова противника мотнулась уже безжизненно, затылок глухо
стукнул о стенку, мертвец так и не выпустил пистолета....
В купе невыносимо воняло тухлой пороховой гарью. Пальцы
Мазура ощутили что-то липкое и теплое, он опустился на колени, осторожно
поворачивая Ольгу вверх лицом, – и встретился с ее застывшим взглядом.
Пульс не прощупывался. Совершенно потеряв голову на какой-то
миг, Мазур попытался встряхнуть Ольгу, сделать искусственное дыхание, зажать
крохотную дырочку против сердца... Он видел, что все бесполезно, а поверить не
мог, очень уж неожиданно и нелепо
п р о и з о ш л о...
Двигаясь, как автомат, он опустил Ольгу на пол рядом с
диваном, открыл дверь. Крест облегченно опустил пистолет, глянул на Мазура,
потом посмотрел через его плечо – и кинулся в купе, отодвинув стоящего на пути.
Мазур подчинился, как манекен. С силой захлопнул дверь, присел на краешек
дивана, опустив голову, уронив руки, вокруг – и в нем тоже – была
совершеннейшая пустота.
– Т в о и? – тихо спросил Крест (Мазур
молчал). – У него переноска – значит, еще кто-то в поезде... Соберись
ты!
Мазур поднял голову. Под его взглядом Крест попятился:
– Слушай... Я ж ни при чем... – Он нагнулся, выхватил
из сумки автомат и замер лицом к двери. – Где тут предохранитель?
– Вон там, – сказал Мазур мертвым голосом. Со своего
места он видел лежавшие в сумке пакеты из непрозрачного целлофана – и не мог
повернуть голову, чтобы посмотреть на Ольгу. Время остановилось, потому что его
движение ничего не могло вернуть, ничто не способно исправить.
«Морской дьявол» почти добрался из пункта А в пункт Б. Вот
только дальше идти оказалось незачем...
Он сидел и равнодушно смотрел, как Крест стучит в стенку,
как вбегает Надя, каменеет лицом и оба принимаются тихо шептаться. Плечи вдруг
задергались, странные корчи потрясали тело, он не сразу сообразил, что плачет,
дергая головой, без слез, беззвучно, плачет по Ольге, по Драммонду, по Ван Клеену,
по собственной идиотской судьбе, взвалившей ему все это на плечи, пытался
понять, за это, – и боялся осознать вдруг, за что. Боялся поверить в
присутствие д р у г о й силы, не оставляющей без
внимания совершенные людьми грехи...
