…и вот тут я обычно просыпался. Первым делом включал свет,
чтобы убедить себя, что по возвращении в реальный мир мое тело стало более
послушным. Иногда — нет, практически всегда, — проснувшись, я думал о Мэндерли.
Прошлой ночью мне снилось, что я вернулась в Мэндерли. В
этом есть что-то нездоровое (думаю, что-то нездоровое есть и в повторяющемся
сне, мое подсознание бьет и бьет в одну точку), но я не стану отрицать, что
какая-то часть моего «я» наслаждалась летним покоем, который окружал меня во
сне, и этой самой части нравилась грусть, которую я испытывал, просыпаясь.
Экзотичности этого сна так недоставало мне в реальной жизни, особенно теперь,
когда дорогу, на которой ранее резвилось мое воображение, наглухо
заблокировали.
Насколько мне помнится, по-настоящему я испугался только
один раз (но должен прямо сказать, воспоминаниям этим я не очень-то доверяю,
потому что их вовсе не существовало). И случилось это, когда, проснувшись,
произнес в темноте спальни: «Что-то у меня за спиной. Не подпускайте его ко
мне. Что-то затаилось в лесу, не подпускайте его ко мне». Напугали меня не сами
слова, а голос, которым я их произнес. То был голос человека, который вот-вот
уступит охватывающей его панике, и звучал он совсем не как мой голос.
* * *
За два дня до Рождества 1997 года я вновь поехал в
«Файделити юнион», где менеджер банка проводил меня к ячейке, упрятанной в
залитые люминесцентным светом катакомбы. Когда мы спускались по ступеням, он
заверил меня (наверное, в десятый раз), что его жена — давнишняя поклонница
моего таланта и читает все мои книги. В десятый раз я ответил, что пора бы и
ему попасться в мои сети. На что он добродушно хохотнул. Видать, мы придумали с
ним новый Банковский ритуал.
Мистер Куинлэн вставил ключ в замочную скважину «А» и
повернул его. Затем, скромненько, как сутенер, приведший клиента к кровати
шлюхи, удалился. Я вставил свой ключ в замочную скважину «В», повернул, открыл
ячейку. Она словно увеличилась в размерах. Оставшаяся коробка с рукописью
забилась в дальний угол, напоминая единственного уцелевшего щенка, который
знает, что его братьев и сестер уже отловили и удушили газом. На светлом
картоне чернели буквы единственного слова:
ОБЕЩАНИЕ
Откровенно говоря, я уже не помнил, о чем шла речь в этом
чертовом романе.
Я вытащил из банковской ячейки путешественника во времени,
добравшегося до 1997 года из далеких восьмидесятых, и захлопнул дверцу. В
ячейке осталась разве что пыль.
Дай ее сюда, — прошипела в моем сне Джо — за долгие годы
впервые мне вспомнился этот сон. Дай ее сюда, это мой пылесос.
— Мистер Куинлэн, я закончил, — позвал я. Мне показалось,
что голос мой дрожит, но Куинлэн, похоже, ничего не заметил, а может, сделал
вид, что не заметил. Наверное, я был не единственным его клиентом, на которого
визиты в «Файделити юнион» нагоняли тоску.
— Я обязательно почитаю ваши книги. — Он коротко глянул на
коробку, которую я держал в руке (наверное, я мог бы приходить в банк с
брифкейсом и класть в него рукопись, но никогда этого не делал). — Вот на Новый
Год и почитаю.
— Почитайте, мистер Куинлэн, — энергично кивнул я. — Не
пожалеете.
— Марк, — поправил он меня. И тоже не в первый раз.
Я написал два письма, одно из которых вложил в коробку с
рукописью, прежде чем сдать ее в приемный пункт «Федерал экспресс». Оба я писал
на компьютере, поскольку мое тело позволяло мне пользоваться программой
«Ноутпэд». Конфликт возникал лишь в том случае, когда я хотел запустить шестой
«Ворд». Я никогда не пытался писать роман, используя программу «Ноутпэд»,
предназначенную для составления коротких файлов, понимая, к чему это приведет.
Естественно, я мог составлять кроссворды и играть в компьютерные игры, если у
меня возникало такое желание. Я пытался писать роман ручкой, но без особого
успеха. Без светящегося экрана вдохновение не приходило.
Одно из писем предназначалось Гарольду, второе — Дебре
Уайнсток. Содержание разнилось в мелочах: «Вот вам моя новая книга, „Обещание
Элен“. Надеюсь, она понравится вам так же, как и мне. А если встретятся
шероховатости, то причина в том, что мне пришлось ужаться на целый месяц. Так
что счастливого вам Рождества и веселой Хануки, надейтесь, что кто-нибудь
подарит вам гребаного пони».
Я простоял час в очереди (перед Рождеством никто никуда не
спешит, особенно те, кто на службе). Коробку с рукописью я держал в левой руке,
книгу Нелсона Демилля «Школа колдовства» — в правой. Прочитал почти пятьдесят
страниц, прежде чем мой последний неопубликованный роман перекочевал в руки
усталой приемщицы. Когда я пожелал ей счастливого Рождества, она лишь пожала
плечами и ничего не ответила.
Глава 4
Телефон зазвонил, как только я переступил порог. Фрэнк
Арлен. Спросил, не составлю ли я ему компанию на Рождество. Не только ему, но
всем братьям, которые собирались приехать с семьями.
Я уже открыл было рот, чтобы отказаться (не хватало мне
ирландского Рождества, когда все пьют виски и со слезами на глазах вспоминают
Джо, а по полу при этом ползает с десяток представителей подрастающего
поколения в компании с не меньшим числом собак), но неожиданно услышал, что
обязательно приеду.
Фрэнка мой ответ удивил не меньше, чем меня, но он искренне
обрадовался.
— Фантастика! — воскликнул он. — Когда ты сможешь сюда
добраться?
Я стоял в холле, с галош на линолеум капала вода, через арку
я мог видеть гостиную. Рождественская елка там не стояла: после смерти Джо
Рождество я не праздновал. Комната казалась таинственной и слишком большой для
меня… Каток для роллеров с обстановкой начала века.
— Я только что приехал, — ответил я. — Со всеми делами
покончил. Как насчет того, если я прямо сейчас соберу сумку, сяду в машину и
покачу на юг, пока мотор еще не остыл?
— Великолепно, — без малейшей заминки послышалось с другого
конца провода. — Мы сможем устроить себе холостяцкий вечерок до прибытия
сыновей и дочерей Восточного Молдена. Как только положу трубку, сразу наполню
твой стакан.
— Тогда и я не буду терять времени.
* * *
Рождество обернулось для меня лучшим со дня смерти Джоанны
праздником. Пожалуй, единственным праздником за все время моего одиночества.
Четыре дня я был почетным Арленом. Слишком много выпил, несчетное количество
раз поднимал стакан в память Джоанны и знал, как — понятия не имею, что она
полностью одобряет такое мое поведение. Дважды младенцев вырвало на меня, один
раз, глубокой ночью, ко мне в постель забралась собака, а сестра жены Никки
Арлена подкатилась ко мне на следующий после Рождества день, когда застала на
кухне одного: я сооружал себе сандвич с индейкой. Я поцеловал ее, потому что
она очень хотела, чтобы ее поцеловали, и тут ее шаловливая рука ухватила меня
за то самое место, которого последние три с половиной года касались только мои
руки. Не могу сказать, что это вызвало у меня исключительно отрицательные
эмоции.
