А в моем случае дискуссия вообще носила чисто теоретический
характер. Книгу-то я давно написал.
— Что ж, посмотри, что тебе удастся сделать.
— Да, но я не уверен, что речь надо вести только об одной
книге, понимаешь? Думаю…
— Гарольд, сейчас я могу думать только о еде.
— Что-то не нравится мне твой голос, Майкл. У тебя…
— У меня все в порядке. Поговори с ними только об одной
книге, позаботься о том, чтобы я получил за свои труды сладенькую Карамель.
Хорошо?
— Хорошо, — согласился он после очередной знаменитой паузы.
— Но я думаю, сказанное не означает, что ты не откажешься от переговоров по
контракту на три или четыре книги. Суши сено, пока светит солнце, так? Вот
девиз чемпионов.
— У них есть и другой девиз: пересекай каждый мост, который
встретился на пути, — ответил я, а ночью во сне опять отправился в
«Сару-Хохотушку».
В этом сне, как во всех снах, которые я видел той осенью и
той зимой, я шел по дороге, ведущей к коттеджу. Дорога эта дугой прорезала лес,
упираясь концами в Шестьдесят восьмое шоссе. У каждого съезда стоял указатель:
ДОРОГА 42
На случай, если кто-то сообщит о пожаре, а его попросят
точно указать место возгорания, но безо всякого названия. Мы с Джо тоже никак
не прозвали эту дорогу, даже между собой. Дорога эта узкая, двум машинам не
разъехаться — по существу, две колеи от колес, между которыми сквозь асфальт
уже пробилась трава. И когда едешь по ней, она шуршит, задевая о днище
автомобиля.
Но в своих снах я никогда не ехал по Сорок второй дороге на
автомобиле. Исключительно шел на своих двоих.
С обеих сторон к дороге подступали деревья. Темнеющее небо
превратилось в узкую полоску между кронами. До появления первой звезды
оставалось совсем недолго. Солнце уже село. Стрекотали цикады. На озере кричали
гагары. Маленькие зверьки — бурундуки, а может, белки — копошились в лесу.
Направо по склону холма уходил проселок. Он служил нам
подъездной дорожкой. У съезда стоял маленький указатель с надписью
САРА-ХОХОТУШКА
Я остановился у поворота, вниз не пошел. Смотрел на коттедж.
Сложенный из бревен, с многочисленными пристройками. Террасы, выходящей к
озеру, я сверху не видел. В коттедже четырнадцать комнат, нелепое число.
Несмотря на преклонный возраст, выглядел коттедж достойно. Как столетняя дама,
идущая легкой походкой, несмотря на артрит и негнущиеся колени.
Центральную часть построили то ли в конце прошлого, то ли в
начале нынешнего века. Остальное добавляли в тридцатых, сороковых,
шестидесятых. Задумывалась «Сара-Хохотушка» как охотничий домик. В начале
семидесятых здесь жила коммуна хиппи. Коттедж не раз сдавали в аренду, но с
сороковых по 1984 год он принадлежал Хингерманам, Деррену и Мэри, потом одной
Мэри: Деррен умер в 1971 году. Купив коттедж, мы добавили к нему самую малость:
установили на коньке крыши спутниковую антенну. Идея принадлежала Джоанне, но
посмотреть телевизор ей практически не удалось.
За домом в отсветах заката блестело озеро. Проселок устилал
толстый слой опавших сосновых иголок. Тут и там валялись ветви. Кусты, растущие
по обе стороны проселка, тянулись друг к другу, стремясь преодолеть узкий
разрыв. Если бы я ехал на автомобиле, ветки бы неприятно скреблись о борта. Я
видел мох, растущий на бревнах коттеджа, и три больших подсолнечника с
головками, похожими на прожекторы, которые выросли сквозь щели между досками
маленького крылечка, со стороны подъездной дорожки. Создавалось ощущение, что
хозяева не забросили коттедж, но на какое-то время определенно забыли о нем.
Подул прохладный ветерок, и тут я понял, что весь в поту. До
меня долетал запах хвои и слабый запах воды. Темный След — одно из самых чистых
и глубоких озер штата Мэн. До конца тридцатых, рассказывала нам Мэри, оно было
куда как больше, но компания «Уэстерн мэн электрик» вместе с заводами в
Рамфорде, производящими металл и бумагу, добились у правительства штата
разрешения на строительство плотины на реке Джесса. Мэри показывала нам
очаровательные фотографии дам в белых платьях и джентльменов в
костюмах-тройках, катающихся по озеру на каноэ. Фотографии эти сделали еще до
первой мировой войны. Мэри указала на одну из женщин, замершую с поднятым
веслом. «Это моя мама, пояснила она, — а мужчина, на которого она замахивается
веслом, — мой отец».
Гагары кричали. Я уже различал в небе Венеру. Звездный свет,
звездный свет, исполни мое желание… В тех снах все мои желания были связаны с
Джоанной.
Загадав желание, я попытался спуститься вниз по проселку.
Разумеется, попытался. Дом-то ведь мой, верно? Куда еще я мог пойти, как не в
свой дом, когда с каждой минутой все темнело, а в не прекращающихся ни на
секунду лесных шорохах чувствовалась порою угроза? Куда еще я мог пойти? Вокруг
темно и одному страшно входить в темный дом (вдруг «Сара» обиделась, что ею так
долго пренебрегали? Вдруг она из-за этого злится?), но ничего другого мне не
оставалось. Если электричества нет, подумал я, зажгу керосиновую лампу, которую
мы держали в кухонном буфете.
Только я не сумел спуститься вниз. Ноги отказывались идти по
проселку. Словно мое тело знало о доме что-то такое, о чем понятия не имел мой
мозг. Ветер усилился, от холода по коже побежали мурашки, я не мог понять, с
чего это я так вспотел. Я бежал? Если бежал, то куда? От кого?
От пота промокли волосы. Тяжелой массой легли на лоб,
прилипли к нему. Я поднял руку, чтобы отбросить их, и обнаружил неглубокую
царапину на тыльной стороне ладони, за костяшками пальцев. На этот раз на
правой руке. Случалось, что царапина перекочевывала на левую руку. Я подумал:
если это сон, то откуда такие подробности? С такой четкостью их обычно
подмечает писатель, но, возможно, во сне все — писатели. Как узнать?
Теперь «Сара-Хохотушка» — темное пятно на чуть более светлом
фоне озера, и я понимаю, что вниз мне идти совсем не хочется. Предчувствие беды
наполняет меня, я без труда представляю себе все те опасности, которые могут
подстерегать меня в доме. Бешеный енот, затаившийся в углу кухни. Летучие мыши
в ванной — если их побеспокоить, они начнут с криками кружить над головой,
задевая лицо крыльями. Даже одно из знаменитых Потусторонних Существ, плод
фантазии Уильяма Денброу, может прятаться под крыльцом, наблюдая сквозь щели за
моим приближением.
— Что ж, но я не могу оставаться и здесь, — говорю я сам
себе, но ноги по-прежнему не слушаются, и, похоже, нет у меня иного выхода, как
оставаться здесь, на пересечении дороги и проселка. Хочу я этого или нет,
нравится мне это или нет, но придется стоять столбом.
А из леса доносятся уже не шорохи мелких животных (они все
залезли в норы и спят), но приближающиеся тяжелые шаги. Я хочу повернуться и
посмотреть, кто идет ко мне, но не могу…
