Мария».
— Что там? — подошла к сплетнику Вдовица.
— Неважные новости, — сунул Виталик письмо в карман. — Подберезовку действительно вырезали и… — Сплетник треснул себя кулаком по лбу. — Ну, я идиот!
— Что случилось? — заволновалась девица.
— Теперь понятно, в кого из вас стреляли. Лилька, подойди!
Девушка робко приблизилась к царскому сплетнику.
— Постарайся вспомнить: кроме вампиров, которые над тобой пролетали, ты больше в своей деревне никого не видела?
— Нет, — испуганно затрясла головой девчонка.
— Ты все-таки подумай. Знаю, что неприятные воспоминания, радости в них нет, но все-таки подумай.
Янка решительно схватила юношу за руку и оттащила его от Лилии прочь.
— Ты что делаешь? Я столько сил приложила, чтоб она об этом кошмаре забыла, а ты опять ей рану бередишь!
— Пойми меня правильно, Яночка. — Виталик ласково погладил подругу по волосам. — Мне ее рану тоже бередить не хочется, но, кажется, она попала в разряд свидетелей, которых надо охранять. Снайперы сегодня пытались завалить меня и эту девчонку. А когда в дело ввязался Соловей, пришили и его. Что-то она в своей Подберезовке видела такое, чего наши противники боятся. Возможно, мелочь какую-то, которой она сама значения не придала, а ворогов наших эта мелочь с головой выдать может. Пожалуй, надо будет удвоить ей охрану. Не десять, а двадцать стрельцов с Федота стребую. Да и наших прохиндеев подключу. Пусть нищие и коробейники возле твоего подворья потрутся.
Виталик хлопнул в ладоши.
— Так, хватит дурью маяться. Быстро собираемся, и домой. Ты меня слышишь, джигит? Да брось ты этого обормота, не до него!
Васька, получив от возмущенного орла крылом по загривку, придушенно мявкнул и скатился с дерева. Следом за ним спланировал пернатый джигит.
— Вах! А гдэ барашка?
— Где-где, в Караганде! Кстати, откуда ты его взял?
— Прышлос в Кахэти за ним лэтэт!
— Куда?!! — ахнул Виталик.
— Слюшай, ти уши мой, да? В Кахэти.
— Да это ж… это ж даль несусветная! — с трудом выдавил из себя криминальный авторитет. — Как успел?
— Э, дарагой! Мала-мала черэз горы свэрнул, нэмножко дарога срэзал.
Ошарашенный Виталик повертел головой. Гор вокруг не наблюдалось.
— И как же ты сумел свернуть в горах, которых нет? — мрачно спросил юноша, начиная понимать, что его конкретно парят.
— Слюшай, зачэм так нэхорошо сказал? — начал возмущаться орел. — Как так гор нэт? В Кахэти гор нэт? Зарэжу!
— В Кахетии горы есть, но здесь-то не Кахетия… Слушай, по-моему, ты что-то от меня скрываешь. У тебя явно есть секрет, который ты от друга, я бы даже сказал больше — от кунака, скрываешь!
— Вах! Ест сэкрэт, — с неохотой начал колоться пернатый джигит. — Прадэд маэво прадэда научил. У нас в роду всэ так могут. Тут главное — правильно клувом щелкнут.
— Клювом?
— Клувом, — кивнул орел, щелкнул клювом и растворился в воздухе.
— Во дает! — восхитился Жучок.
Орел снова вывалился на поляну с плетеной бутылью в когтях, бомбардируемый обглоданными костями, летящими в него из портала. Одна из них чувствительно достала его по затылку. К счастью, портал успел захлопнуться, прежде чем разгневанные джигиты не вывалились из зыбкого марева вслед за пернатым воришкой.
— Цынандали, — гордо сказал орел, почесывая крылом пострадавший затылок. — Кунак подарыл.
— Так вот почему ты так быстро на цыпа-цыпа среагировал, — дошло до Виталика. — А я всю голову себе сломал: почему, думаю, небо Великореченска горные орлы рассекают?
— Э! Я тагда нэмножко выпивши был, нэмножко обыдэлся. Взял кынжал дэдушки. Думаю, зарэжу на хрэн! А ти такой джигит оказался!
— С тобой все ясно. Так, моей команды еще никто не отменял. Быстро грузимся и на «малину»… — Янка хмуро покосилась на сплетника, и он поспешил поправиться: —…в смысле по домам.
25
Около ворот бывшего подворья Никваса клубилась толпа. Раздираемые любопытством великореченцы хотели своими глазами убедиться в справедливости последних слухов, и Виталик их не разочаровал. Криминальный авторитет помог выбраться из кареты Янке, а затем, озорно улыбнувшись, привлек ее к себе и на глазах всей честной толпы демонстративно поцеловал в губы, после чего подхватил ее на руки и, словно жених невесту, понес девушку в дом. Толпа загудела. Мнения, как всегда в таких случаях бывает, разделились. Кто-то, в основном бабы и ветхие старушки, охальницу, поправшую великореченские нормы этики и морали, осуждали, но большинство, основу которого составляли мужики, Янку Лекарку одобряли.
— А чё вы хотите? Вдовица. Ей главное — мужа найтить!
— Осьнадцать годков бабе, пора.
— К столбу срамному ей пора! Ворота дегтем вымазать, бесстыднице! Я в ейные годы себе такого не позволяла!
— Ага. Ты в ейные годы уже троих нянчила. В четырнадцать замуж вышла, в шестнадцать овдовела, а в восемнадцать младшенького родила.
— Чё зубы скалишь, охальник? Ну, переносила Микитку малость, с кем не бывает? У меня это… задержка была…
— На два года.
Толпа радостно заржала. Охрана на вышках подворья лениво посматривала на толпу, поглаживая заряженные пищали.
— Ты что же делаешь? — простонала Янка, пряча красное от смущения личико на груди Виталика. — Сокращаю нам дорогу к алтарю, — ответил подруге юноша, входя в дом. Пройдя в кают-компанию, сплетник поставил девицу на пол. — Привыкай. Пока не узаконим отношения в местном ЗАГСе…
— Где?!!
— Пардон, в церкви. Так вот, пока нас патриарх не обвенчает, ты — моя гражданская жена.
— А это как?
— А это так: одна постель на двоих без всяких взаимных обязательств.
— Ах ты, гад!!!
Виталик с хохотом увернулся от кулачков девицы и помчался в капитанскую рубку, служившую по совместительству каютой. Там его Янка и нагнала, причем, что интересно, уже в постели, на которую она в азарте погони запрыгнула вслед за ним.
— Насилуют… — пропыхтел из-под Янки Виталик, задыхаясь от смеха.
Девица опомнилась, спрыгнула с кровати и начала озираться, оправляя на себе сарафан.
— Господи! Что же вы со светелкой-то сделали, — ужаснулась она, только тут обратив внимание на оригинальный дизайн и интерьер своего нового жилища.
Янка села на гамак, пару раз качнулась в нем, слезла, потыкала пальчиком штурвал, покосилась на иллюминатор. Снизу до нее донесся грузный топот сапог и приглушенные голоса команды Виталика.
— Они что, все тут будут жить? — ужаснулась девица.
