– Да, я действительно свалял дурака,– спокойно сказал молодой плантатор.– Я это знаю. Я грубо и незаслуженно оскорбил порядочного человека.
– «Оскорбил порядочного человека»! Ха-ха-ха! Ты с ума сошел!
– Я действительно был бы сумасшедшим, если бы последовал твоему совету, Кассий. К счастью, я не зашел так далеко. Но все-таки успел наделать столько глупостей, что вполне заслужил название дурака; и все же, я надеюсь, он поймет, что я погорячился, и извинит меня. Во всяком случае, я еду сейчас же, не теряя ни минуты.
– Куда ты едешь?
– Вдогонку за Морисом-мустангером, чтобы извиниться перед ним за свой недостойный поступок.
– «Недостойный поступок»! Xa-xa-xa! Ты, конечно, шутишь?
– Нет. Я говорю совершенно серьезно. Поедем вместе, и ты сам это увидишь.
– Тогда я еще раз скажу, что ты действительно сумасшедший. И не только сумасшедший, но круглый идиот!
– Ты не очень вежлив, кузен Кассий; хотя после того, что я сам наговорил, охотно прощаю тебе твою резкость. Может быть, когда-нибудь и ты последуешь моему примеру и извинишься за свою грубость.
С этими словами благородный юноша вскочил на коня и быстро выехал из ворот асиенды.
Колхаун стоял не двигаясь, пока топот копыт удалявшейся лошади не замер вдали.
Потом, словно очнувшись, он решительным шагом направился через веранду в свою комнату; скоро он вышел в старом плаще, прошел в конюшню и оседлал своего коня. Он провел его по мощенному камнем двору осторожно, словно вор. Только за воротами асиенды, где начиналась мягкая трава, Колхаун вскочил в седло и пришпорил коня.
Милю или две он ехал по той же дороге, что и Генри Пойндекстер, но явно не собирался догонять его: топота копыт коня Генри уже давно не было слышно, а Колхаун ехал медленной рысью.
Отставной капитан ехал вверх по реке. На полпути к форту он остановил лошадь и, окинув внимательным взглядом заросли, круто свернул на боковую тропу, ведущую к берегу.
– Не все еще потеряно, только теперь это обойдется дороже, – бормотал он про себя. – Это будет мне стоить тысячу долларов. И пусть! Надо, наконец, отделаться от этого проклятого ирландца, который отравляет мне жизнь! По его словам, рано утром он будет на пути к своей хижине. В котором часу, интересно знать? Для жителей прерий, кажется, встать на рассвете – это уже поздно. Ничего, у нас еще хватит времени! Койот успеет опередить Мориса. Это, видно та дорога, по которой мы ехали на охоту за дикими лошадьми. Он говорил о своей хижине на Аламо. Так называется речка, на берегу которой мы устраивали пикник. Его лачуга, наверно, недалеко оттуда. Эль-Койот должен знать, где она стоит; во всяком случае, он знает, как туда добраться. Для нас этого уже достаточно. Зачем нам лачуга? Хозяин просто до нее не дойдет: ведь по дороге ему могут встретиться индейцы – и даже наверно встретятся.
В эту минуту отставной капитан подъехал к хижине, но не к той, о которой думал, а к хакале мустангера-мексиканца,-она-то и была целью его путешествия.
Соскочив с седла и привязав уздечку к ветке дерева, он подошел к двери.
Она была открыта настежь. Изнутри доносился звук, в котором нетрудно было узнать храп.
Но это был не храп человека, спящего спокойным, глубоким сном. Он то умолкал, то сменялся каким-то хрюканьем, переходившим в нечленораздельные восклицания, в которых с некоторым трудом можно было разобрать ругательства. Не оставалось сомнений, что хозяин хакале изрядно выпил.
– Силы ада! Тысяча чертей! – бормотал спящий и тут же начинал взывать чуть ли не ко всему католическому пантеону: -Иисус! Святая Дева! Святая Мария! Матерь Божия!
Колхаун остановился на пороге и прислушался.
– Про-про-кля-тие! – услышал он.– Хорошие новости, клянусь кровью Христовой! Да, сеньор американо! Новости прекрасные! Индейцы... Эти... команчи на тропе войны. Да благословит Бог команчей!
– Этот мерзавец вдребезги пьян!–сказал Колхаун вслух.
– Эй, сеньор! – воскликнул мексиканец, наполовину разбуженный звуком человеческого голоса.– Кому такая честь?.. Нет, не то! Я счастлив вас видеть, я, Мигуэль Диас, Эль-Койот, как меня называют бродяги. Xa-xa-xa! Койот! Ба, а как вас зовут? Ваше имя, сеньор? Тысяча чертей, кто вы такой?
Приподнявшись на своем тростниковом ложе, Эль-Койот некоторое время сидел, тупо глядя на нежданного гостя, прервавшего его пьяные сновидения.
Но это продолжалось недолго. Бормоча что-то непонятное, мексиканец снова растянулся на постели. Громкий раскатистый храп возвестил, что хозяин больше не сознает присутствия своего гостя.
– Вот и еще одна возможность потеряна! – разочарованно прошипел Колхаун, поворачиваясь, чтобы выйти. – Трезвый дурак и пьяный негодяй – ничего не скажешь, ценные помощники для осуществления моих планов! Проклятие! Всю ночь мне не везет! Пройдет по крайней мере три часа, пока эта свинья проспится. Целых три часа! Тогда будет слишком поздно, слишком поздно...
С этими словами Колхаун взял своего коня под уздцы и остановился, словно в нерешительности.
– Здесь оставаться нет никакого смысла. Уже начнет светать, когда он придет в себя. С таким же успехом я могу вернуться домой и ждать там, или же...
Он не высказал вслух новой мысли, которая пришла ему в голову. Но какова бы она ни была, его колебания кончились.
Резким движением сорвав уздечку с ветви, Колхаун вскочил в седло и поскакал в сторону, противоположную той, откуда он приехал к хакале Эль-Койота.
Глава XXXVI. ТРОЕ НА ОДНОМ ПУТИ
Никто не станет отрицать, что поездка верхом по прерии -одно из приятнейших удовольствий на свете.
Если у вас хорошая лошадь, сзади к седлу привязан туго набитый мешок с припасами, у луки болтается полная фляжка, а из седельной кобуры торчит туго набитый портсигар, вы можете быть уверены, что такое путешествие вам не наскучит.
А друг, который скачет бок о бок с вами, если он, так же как и вы, любит природу, превратит это трудное путешествие в незабываемое удовольствие.
Но если с вами будет та, кому вы отдали свое сердце, вы испытаете радость, которая останется в вашей памяти на всю жизнь.
О, если бы такое милое общество было уделом всех путешественников по прерии, то глухие просторы западного Техаса были бы наводнены туристами! Огромная дикая равнина покрылась бы бесчисленными тропами, а саванна кишела бы высокомерными франтами.
Но лучше, чтобы все оставалось так, как есть. Когда вы направляетесь в прерию, стоит вам выехать за черту поселений и свернуть в сторону от «большой дороги», обозначенной следами пяти-шести лошадей, которые прошли здесь раньше вашей,– и вы будете ехать часами, неделями, месяцами, а может быть, и целый год, не повстречав ни одного человека.
Только тот, кто сам путешествовал по огромной равнине Техаса, может оценить всю ее необъятность: при виде ее вас охватывает чувство, подобное тому, которое испытываешь, созерцая бесконечность.
