Подготовка к следующим трем занятиям поглотила массу времени. Ей предстояло осветить чисто технические вопросы: преодоление гравитационного колодца населенных планет, проблемы межпланетных внутрисистемных полетов, и рассказать о межзвездных переходах. Потому что без понимания реальных возможностей летательных аппаратов невозможно разобраться и в следствиях имеющихся ограничений. Аналогии с наземным транспортом только замутняют сознание, превращая межпланетное пространство в воображаемый сказочный мир неограниченной свободы. Хотя на самом деле все наоборот. В этой беспредельной пустоте любое неверное действие чревато смертельной опасностью. Эту простую мысль следовало намертво вколотить в юные головы школьников.
В городке – комплексе крупных зданий, связанных системой крытых переходов, она уже освоилась. Здесь было бы легко заплутать, если бы не указатели и планы, развешанные в коридорах и на лестничных площадках. Научилась и обращению с дверями, заторможенными демпферами, иначе сквозняки превращали их в достаточно опасные объекты. Разобралась и с системой оплаты, чуть специфической, поскольку она основана на кредите для семьи, пользующейся общим счетом.
Емля испытывает настолько существенный недостаток имперских денег, что суммы на счетах имеют отрицательные значения, которые уменьшаются по абсолютной величине по мере того, как начисляется заработная плата или что-то продается. Банковский процент при этом чисто символический. Раомина, устроившись в кафе у окна, потягивает драгоценный компот из вяленой земляники и внутренне ухмыляется. Ведь, если следовать формальной логике, уплата налогов должна улучшать финансовое положение таких плательщиков, хотя, конечно, это не так. Казна граждан не обогащает – у нее другие задачи. Несправедливо. Но такова практика.
Окна, через которые можно смотреть, тут редкость. Светозаборников, светопроводов и рассеивателей – сколько угодно. Или жалюзи из прозрачного пластика, дробящие изображение на полоски. А вот тут – настоящее окно, через которое виден тренировочный балкон. Отсюда удобно наблюдать за взлетами крылатиков. Емляне пользуются крыльями для перелетов. Она еще не осваивалась со здешней махолетной техникой, некогда было. Но у Вира сегодня первый вылет.
Ага. А вот и он. Кажется, что можно разглядеть с такого расстояния? Но этого парня она всегда узнает. Похоже, втрескалась по уши. Точно. Она тогда была только что выкопана из каменного завала, ехала у него на спине, жестоко страдала от боли и как раз влюбилась в этого кряхтящего, пахнущего потом мужчину. А сейчас он летит. Спрыгнул с балкона и машет крыльями, силясь удержаться от снижения. Натужно, неуклюже и со сносом вправо. А что вы хотели? Больше года перерыв. И вообще, за счет мышечной силы ничего, кроме простого полета, не добиться. Долететь и сесть. Мощности человеческой мускулатуры для всяких фигур высшего пилотажа заведомо недостаточно.
Когда этот человек вошел в кафе, сомнений в том, кого он разыскивает, не возникло. Махнула рукой.
– Привет, Герти! Отлично выглядишь.
– Тут приходится держать себя в форме. – Мужчине на вид лет шестьдесят. Он массивен, но подтянут и строен.
– А ты бороду сбрил.
– На Емле все так поступают. Иначе замучаешься прилаживать маску. Так что волосы на лице в наших краях – излишество.
– Так ты тут настолько освоился, что считаешь себя своим? – Раомина приподнимает бровь.
– Не удивляйся, этот мир здорово затягивает. Если тебе придется отсюда уехать, гарантирую, станешь скучать. – Герти уже накнопал заказ и с нетерпением поглядывает на бармена, ставящего на поднос тарелки и вазочки. – Жутко проголодался в дороге.
– Значит, груз должностных обязанностей не давит на твои плечи.
– Пост губернатора на Емле – занятие необременительное. Если не пытаться чего-то менять, конечно. Ты ведь недавно видела Жана. Он писал мне. И еще он женился. Ты должна была встречаться с его избранницей. Как она тебе показалась?
– Отличный пилот. Увела «Баклан» от Затурна и оставила с носом весь моего величества императорский флот. А по жизни – не чересчур умная, избалованная, но честная девушка. Вменяемая, в общем. Они с Жаном могут долго оставаться вместе. А потом связи ее семьи, сам понимаешь, нельзя сбрасывать со счетов. Ведь рано или поздно выяснится, что детки-то их – монаршата.
Заулыбались. Потом принесли еду, и беседа прервалась. Мужчина заправлялся, а женщина смотрела, как Вир стартует повторно.
– Кстати, ты еще не опробовала крылоплан?
– Нет. Мне нельзя. Я жду ребенка.
– Ха! Так это ты под личиной баллистика Анны Смит устроила кровавое месиво у нас в Золнечной! Узнаю шалости малышки Оми.
– Герти! Как ты дотумкал?
– Оми, я здесь губернатор, как ты помнишь. Сама ведь устраивала мне это место. А нам рассылают ориентировки, из которых можно почерпнуть массу информации. Я-то поначалу думал, что под именем Жанны дочурка наша безобразничает, а это, оказывается, ты сама выбралась в пространство тряхнуть стариной. Не собираешься вернуться ко мне?
– Нет. Я влюбилась. И, похоже, останусь здесь надолго.
– Подрядовой Цикловир Канарейко. Интересно, что он в тебе нашел?
– Не поняла. Ты дразнишься, что ли? Откуда такое полярное изменение акцентов?
– Не скоро поймешь. В подрядовые направляются молодые ученые, успевшие себя чем-то неслабо зарекомендовать. Немножко расширить кругозор, так сказать, ну и деньжат зашибить по-легкому. Это что-то вроде премии – мест-то на флоте для них немного. На всех желающих не хватает. Твой кто, химик?
– Кристаллограф.
– Точно. Монокристаллы с плотными решетками. По его методе формуются режущие кромки инструмента.
– Герти, ты меня опять разыгрываешь! На планете нет ни одного университета, ни одной академии.
– Оми! На планете есть школы. И в них – туча кружков, секций и факультативов. Бедняжка! Ты не поняла, куда тебя занесло. Посмотри, чем от скуки занимается бармен.
Раомина посмотрела на сверкающие чистотой фужеры, бокалы, кружки и стаканы, причудливо расставленные на зеркальном стеллаже. Действительно, парень в смокинге их все время протирает и переставляет. Довольно причудливо, кстати.
– Это что, какая-то структура? – спросила она довольно громко.
– Пока нет, – отвлекся бармен от своего занятия, – атом фтора никак не лепится. Так что ерунда все это. Негодные черновики.
Помолчали. Мужчина вылавливал со дна стакана разварившиеся сухофрукты и съедал.
– Насколько я тебя знаю, – нарушил он тишину, прикончив последнюю дольку яблока, – тут мир твоей мечты. Мне за пятнадцать лет так и не удалось во всем разобраться, но создалось впечатление, что здешнее общество ведет себя словно актинидия. Вроде бы колония отдельных клеток, и в то же время – организм.
– Актиния, Герти, актиния. Вечно ты путаешь слова. Впрочем, мне тут многое непривычно. Вернее, неожиданно. При некоторых экспериментах, скажем, в «Роро» или в хуторских кустах удавалось достичь высоких степеней социализации сообщества, но там начинал притормаживаться прогресс, как, собственно, ты и предупреждал нас на своих лекциях. И здесь получается то же самое. Общество не развивается, автоматизация не прогрессирует, товарное производство не растет.
