В общем, если зимой не отравится, значит, не накосячил.
* * *
Занятость – отличное средство от тоски. Мишке еще дед говорил, что в момент затруднения человек обязательно делает выбор, чем занять мысли. Можно посочувствовать себе, погоревать, сосредоточиться на переживаниях. Заняться, так сказать, высшей нервной деятельностью. А можно примитивно, как предок наш примат, взять в руки палку и лупить ею все, что под удар попадет. Может, орех сшибешь ненароком или шишку поставишь своему недругу.
Вот этого примата он сейчас и изображал. Не буквально, в переносном смысле. А ведь за текучкой повседневных хлопот легко забыть о стратегических задачах. Его стальной инструмент сточится еще до того, как сам он заметно поседеет. И тогда придет каменный век. Нельзя об этом забывать, надо готовиться, осваивать соответствующие внешним условиям технологии. Завтрашний день Мишка решил посвятить знакомству с минералами.
А река здешняя – считай, выставка. Течет, огибая валуны и скалы, облизывает подошвы каменистых осыпей, тащит вниз по течению то, до чего дотянулась, да по дороге полирует все твердое, чем местные недра богаты. Взял лопату, спустился к потоку. Гальки много, встречается разная. Но как-то все здесь знакомо. Глаз ни за что не цепляется. Можно, конечно, полюбоваться неповторимостью размеров, совершенством форм и изысканностью прожилок окатышей. Но эстетика пока не во главе угла. А вот в часе ходьбы вниз по течению слева в речку втекает очень большой ручей. Русло сразу становится шире. Так в этом ручье, как он помнит, камней намного больше, особенно крупных. Вот туда он и двинет.
Глава 12
Золотая лихорадка
Да, это уже горный поток. Бурливый, перекатистый, быстрый. Режет себе дорогу через ложбину между невысоких горочек, из которых торчит множество обтесанных временем скал. Вспомнилось вдруг, как в фильме про Дерсу Узала примерно в таком месте Арсеньев нашел уголь. Ну-ка, не чернеет ли что-нибудь между камнями?
Такого, чтобы походило на уголь, ничего не приметил. Зато золотые самородки встретились просто в ненормальном количестве! Он за пару часов набил ими все карманы спецовки. Брюки и куртка потяжелели, стали сковывать движения. Штучки хоть и некрупные, с фалангу пальца, но на глаза попадаются часто, иной раз сразу пара штук оказывается в поле зрения.
Дальше бродить по щиколотку, а то и по колено в холодной воде с многокилограммовым грузом, стесняющим движения, стало неуютно. Вернулся. И задумался. Металл этот кроме как для посуды ни для чего не пригоден. Поест он и из глиняных чашек деревянной ложкой. Золото – материал мягкий и легкоплавкий. Стойкий, правда, – этого у него не отнимешь. Годится на пуговицы и проволоку – попрочнее мочальных завязок. Эх, если бы раньше он догадался по тому ручейку пройти! А то столько мороки было с этими бандажами да хомутами.
Когда разгрузил карманы, получился полный горшок средних размеров. Золота у него теперь много. И вопрос гвоздей безумно интересен. Почему бы и не попробовать отлить? Прямо сейчас.
Выдавил оструганной на манер гвоздя палочкой несколько углублений-форм в горшке, который плотно набил сухой глиной. Вырезал рогульки, чтобы ими было удобно взять раскаленный сосуд с расплавом. Укрепил на углах трех расколотых камней наименьший горшочек, положил туда самородок, углей подсыпал и принялся веерами раздувать огонь. У него уже отработан прием, как в этом месте, помахивая двумя лопатками из древесной коры, организовать интенсивное дутье. Ковал он тут же.
Хорошо пылало, с гудением, с синевой, которая просматривалась в пламени, несмотря на дневное освещение. Не плавится его золото. Стенки тигля уже тускло светятся, а металл потемнел и дурно пахнет. Или даже горит? Тут среди безумия огненной стихии не много-то разглядишь.
А тонкостенный горшочек перекосился, мягко пластично схлопнулся и стек прямо в угли вместе с содержимым. Или треснул и рухнул? Провалился, в общем. Сегодня Мишка очень удачно поддавал воздух, вдохновенно, одним словом, да угля положил как раз сколько надо. Такое впечатление, что и камни, служащие опорой тиглю, немного подплавились. Ну-ка, не останавливаемся. Продолжаем потеху. Метод проб и ошибок – основной элемент познания в истории человечества. И эту пробу имеет смысл довести до конца.
Закончилось все тем, что угли полностью прогорели. Основную массу пепла унесло потоком воздуха, а среди того, что осталось, ничего примечательного не наблюдалась. Спекшийся комок, мелкие зернышки не до конца прогоревшего угля, золы чуток.
Сначала раздолбил комок, оставшийся от тигля. Он охотно рассыпался, и, кроме того, что цвет у образования черный, сказать про него нечего. Все это легко вошло в небольшую чашку. Дальше просеивал золу, кроша ее в пудру между двумя давно облюбованными для таких дел булыжниками. Слой ее копился еще с момента кузнечных упражнений, хотя, толстым он не был. Еще в этом «веществе» явно чувствовалась примесь почвы, прокаленной и лишившейся органики.
Единственный твердый предмет во всей этой массе – лепешка размером с копеечную монетку. Ноздреватая, но тяжеленькая и не слишком прочная. Поддалась усилию на изгиб. Неохотно. Но ломаться не стала. Вроде – металл. Потер рукавом – непонятно. Есть впечатление, что блестит сталью, но уж очень поверхность неровная, вся в мелких язвинках.
Накалить бы и проковать, тогда бы все ясно стало. Но нечего здесь нагревать. Эта чешуйка слишком быстро сгорит, перейдет в окалину, и ничего он не поймет. Постучал камнем – проминается. Неохотно, но приняла следы от воздействия булыжника.
Поцарапал. Мягче чем нож. Опять же, блестит царапина отнюдь не золотом, без желтизны. Явственно серым отливает. Ох, и хитрого золотишка он насобирал.
* * *
Итак, чего же он сегодня отчебучил? Пока «самородок» лежал в тигле, все было понятно. Происходило окисление под действием высокой температуры. И воняло, буквально смердило. Он ведь воздух гнал от себя, так что выделяющийся газ отбрасывало от него в противоположную сторону. А он учуял. Стало быть, вонищи возникло, только держись. По части анализа запахов на роль эксперта Мишка бы претендовать не стал. Однако почему-то вспомнилась сера. Как что не так – во многих книжках сразу про запах серы талдычат. Правда, при зажигании спичек он, точно, различал похожие нотки в букете запахов. А горение на поверхности образца, видимо, не почудилось, ведь пламя – это свечение раскаленных газов. Как раз при окислении они нередко образуются. Значит, горение и было.
Вот и получается, что золото сегодняшнее – это соединение серы с металлом, напоминающим железо. При нагревании неметалл выгорел, а почему не окислился металл – непонятно. Ага. Он же рухнул в пылающий уголь и там из окисла восстановился, потому что угарный газ забирает кислород себе. Кажется. Давненько это проходили по химии. Память не слишком охотно воспроизводит то, что пролежало в ней без использования многие годы.
* * *
Вся металлургия, насколько он помнил, это сплошное дутье. Горящий уголь и активная подача окислителя. Даже самые примитивные домницы без мехов не работали. Получается, надо заняться изготовлением этого старинного воздухонагнетателя. Шкурки у него, конечно, не особенно мягкие, а ведь боковые поверхности меняющего свой размер объема непрерывно сминаются и распрямляются. Неизвестно, что применяли древние, но его шкурки определенно сломаются.
