– Разумеется, сударь, если вы считаете себя
оскорбленным моим бесцеремонным вмешательством в разговор, я готов…
– Ну что вы, сударь, – ответил незнакомец. –
Наоборот, я в вас сразу увидел воспитанного и любезного дворянина, и ваши
побуждения достойны уважения…
Это было произнесено столь вежливо и доброжелательно, что
даже искавший ссоры со всем миром д’Артаньян вынужден был убрать руку с эфеса
отцовской шпаги – затевать ссору со столь любезным собеседником было бы недостойно
дворянина.
– Увы, вы оказались правы, шевалье, – произнесла
молодая дама с улыбкой, лишь подбросившей топлива в невидимый миру
пожар. – Наша беседа и в самом деле не предназначена для чужих ушей…
Поскольку эти слова были произнесены дамой, д’Артаньян получил
возможность без малейшего ущерба для собственной чести выйти из непростой
ситуации: он поклонился насколько мог галантно и направился следом за хозяином
в обеденный зал, успев краешком глаза заметить, что незнакомец и миледи тоже
скрылись в гостинице.
Усаживаясь за стол и все еще пребывая во власти этих голубых
глаз, он нашел слабое утешение в мысли, что речь, вернее всего, шла отнюдь не о
любовном свидании. Все поведение и незнакомца по имени Рошфор, и голубоглазой
дамы свидетельствовало, что дело в чем-то другом, – то ли чутье опытного
охотника подсказывало это, то ли д’Артаньяну яростно хотелось верить, что
обстоит именно так, а не иначе…
– Послушайте, любезный, – не вытерпел он, второпях
утолив первый голод ножкой утки по-руански. – Мне кажется, что я где-то
уже видел эту даму…
– Вполне возможно, ваша милость, – пожал плечами
трактирщик со свойственным его ремеслу философским видом. – Вам виднее…
– Вот только никак не могу вспомнить ее имени, –
продолжал решительно д’Артаньян с выражением лица, казавшимся ему самому ужасно
хитроумным. – Миледи, как бишь…
– Ну, ваша милость… – развел руками трактирщик с
тем же непроницаемым видом умудренного жизнью владельца заведения на оживленном
тракте. – Если вы вспомнить не можете, я – тем более. Мне она своего имени
не называла.
– Но дама, безусловно, из знатных?
– О, это уж несомненно! – охотно подхватил
трактирщик. – Это уж сразу видно, ваша милость, в особенности ежели живешь
на бойком месте вроде моего… Жизнь и ремесло научат разбираться в проезжающих.
Верно вы подметили, дама из знатных. Ее привезла карета со слугами в ливреях,
но не в этом только дело, конечно, не в карете и не в ливреях, нынче хватает и
таких, кто то и это получает отнюдь не по праву рождения… Вашей милости не
доводилось слышать историю о достопочтенном господине наместнике нашей
провинции и прекрасной мельничихе? Особа эта самого низкого происхождения, но
благодаря щедротам господина наместника разъезжает…
– Черт побери! – рявкнул д’Артаньян. – Как вы
смеете сравнивать!
– Ваша милость, ваша милость! – заторопился
хозяин. – Я и не имел такой дерзости, как вы можете думать… Просто к слову
пришлось… Так вот, к этой даме слуги обращались «миледи» – хотя я голову готов
прозакладывать, да и свое заведение тоже, что она не англичанка, а самая несомненная
француженка…
– Да, мне тоже так кажется, – сказал
д’Артаньян. – Судя по ее выговору, она француженка.
– Быть может, ваша милость видели ее при королевском
дворе? – с самым простодушным видом поинтересовался хозяин.
Д’Артаньян хмуро воззрился на него, готовый при первом
подозрении на издевку обрушить на голову хозяина бутылку анжуйского – благо та
была уже пуста, – но трактирщик смотрел на него невинным взором
непорочного дитяти. Если издевка и наличествовала, то она была запрятана
чересчур уж глубоко, и решительные действия были бы опять-таки ущербом для
дворянской чести…
После недолгого размышления д’Артаньян, уже готовый было
дать волю гасконской фантазии, переменил решение в последний миг.
– Мне еще не приходилось бывать при дворе, –
произнес он твердо и решительно. – Как и вообще в Париже. Но могу вас
заверить, любезный хозяин, что по прибытии в Париж немного времени пройдет,
прежде чем я окажусь при дворе…
Глава 2
Д’Артаньян обзаводится слугой
– Надо полагать, ваша милость, вам обещали придворную
должность? – осведомился трактирщик.
Д’Артаньян вновь задумался, не почествовать ли ему его той
самой опустевшей бутылкой, – но вновь натолкнулся на исполненный
невинности и крайнего простодушия взгляд, от которого рука поневоле опустилась.
Начиная помаленьку закипать – теперь уже не было никаких сомнений, что хозяин
харчевни над ним издевается, – он все же удержался от немедленной кары.
Ему пришло в голову, что он будет выглядеть смешно, затеяв практически на
глазах у неизвестной красавицы миледи ссору с субъектом столь низкого
происхождения и рода занятий. Вот если бы выдался случай блеснуть на ее глазах
поединком с достойным противником вроде Рошфора…
Смирив гнев, он решил, что лучшим ответом будет подобная же
невозмутимость.
– Должности при дворе мне пока что не обещано, любезный
хозяин, – произнес он, бессознательно копируя интонации Рошфора. – Но
здесь, – он похлопал себя по левой стороне порыжевшей куртки, – лежат
два письма, которые, безусловно, помогут не только попасть во дворец, но и
сделать карьеру… Доводилось ли вам слышать имя господина де Труавиля?
– Простите?
– Ах да, я и забыл… – спохватился
д’Артаньян. – Он давно переменил имя на де Тревиль…
– Капитан королевских мушкетеров?
– Он самый, – ликующе подтвердил д’Артаньян, видя,
что трактирщик на сей раз не на шутку ошеломлен. – А приходилось ли вам
слышать о господине де Кавуа?
– О капитане гвардейцев кардинала?
– Именно.
– О правой руке великого кардинала?
– Уж будьте уверены, – сказал д’Артаньян победным
тоном. – Ну так как же, любезный хозяин? Как по-вашему, способен чего-то
добиться человек, располагающий рекомендательными письмами к этим господам, или
мне следует оставить честолюбивые планы?
– О, что вы, ваша cветлоcть… – пробормотал хозяин,
совершенно уже уничтоженный. – Как же можно оставить… Да я бы на вашем
месте считал, что жизнь моя устроена окончательно и бесповоротно…
– Не сочтите за похвальбу, но я имею дерзость именно
так и считать, – заявил д’Артаньян победительным тоном истого гасконца.
– И вы имеете к тому все основания, ваша милость…
светлость, – залепетал хозяин. – Бога ради, не прогневайтесь, но я
задам вам один-разъединственный вопрос… – Он поднялся с расшатанного стула
и откровенно присмотрелся к д’Артаньяну в профиль. – Не может ли оказаться
так, что вы имеете некоторое отношение к покойному королю Генриху Наваррскому?
Неофициальное, я бы выразился, отношение, ну вы понимаете, ваша светлость… Всем
нам известно, как бы это поделикатнее выразиться, о склонности покойного короля
снисходить до очаровательных дам, почасту и пылко, и о последствиях этих
увлечений, материальных, я бы выразился, последствиях…
