– Нет, здесь другое, – поразмыслив, сказал
д’Артаньян. – Я боюсь показаться навязчивым. Человеку в моем положении – с
тощим кошельком, туманным будущим и полным отсутствием заслуг – легко сделаться
навязчивым…
– Вздор, – решительно сказал Рошфор. – Не
будьте так мнительны… Что там, любезный? Да, это как нельзя более кстати…
Он взял из рук робко приблизившегося хозяина бутылку вина,
налил полный стакан и протянул д’Артаньяну. Гасконец осушил его единым махом, и
импровизированное лекарство оказало свое действие: слабость отступила, стало
теплее, появилась некоторая уверенность.
– Ну? – нетерпеливо прикрикнул Рошфор. – Где
ваш лекарь, горе-трактирщик? Долго прикажете дожидаться?
– За ним послали, ваша милость… – хозяин трясся,
как сухой прошлогодний лист. – Надеюсь, с молодым дворянином не случилось
ничего страшного?
– Страшное случится с кем-нибудь другим, если молодому
человеку не будет оказано достойной заботы, – небрежно ответил
Рошфор. – Ну, живо, поторопите там этих болванов и раздобудьте лекаря хоть
из-под земли!
Глянув вслед хозяину, покинувшему помещение в полуобморочном
состоянии, он вновь обернулся к д’Артаньяну:
– Итак, эти господа были настолько любезны и уделили
моей скромной персоне столько внимания, что даже выслали на Амьенскую дорогу
убийц… Что ж, люди они решительные. Чутье подсказывает мне, что этих господ
звали Атос, Портос и Арамис…
– Вы правы только в отношении первых двух, –
сказал д’Артаньян, раскрасневшийся от вина. – Арамиса с ними не было… Они
и в самом деле мушкетеры короля?
Рошфор ответил с тонкой улыбкой:
– Я бы выразился несколько иначе: мушкетеры господина
де Тревиля. Бога ради, не подумайте, что я хочу сказать что-то, роняющее
достоинство нашего христианнейшего короля, но вряд ли выдам вам государственную
тайну, если уточню, что его величество кое в чем уступает своему великому отцу…
Например, в решимости и воле, а также умении управлять государством… Вас,
провинциала, не коробят ли, часом, такие вещи?
– Ну что вы, – сказал д’Артаньян, отнюдь не желая
выглядеть провинциалом. – До нас доходят разговоры, что его величество, как
бы деликатнее выразиться, не горит желанием взять в собственные руки бразды…
– Вот именно, – кивнул Рошфор, понизив
голос. – К счастью, его величество достаточно умен, чтобы передать
вышеупомянутые бразды тем лицам, которые по уму и решимости этого достойны…
Легко понять, что я говорю о кардинале. Поверьте, д’Артаньян, это великий
человек. Плохо только, что его замыслы не в состоянии оценить наша буйная
знать, находящая порой поддержку у…
– Я понимаю, – сказал д’Артаньян.
Он и в самом деле понял, что Рошфор имеет в виду королеву –
кое-какие тонкости были известны и в Беарне…
– Мне показались странными их имена… – начал он
осторожно.
– Имена, как легко догадаться, вымышленные, –
сказал Рошфор. – Сыновья из знатных родов так порой поступают, записавшись
в мушкетеры. Вот, кстати, вы, случайно, не называли им свое?
– Конечно, называл, – гордо ответил д’Артаньян.
– Это плохо, – задумчиво сказал Рошфор. –
Теперь они вас знают…
– Не вижу ничего плохого. Я охотно с ними встречусь в
Париже, мы, по-моему, отнюдь не закончили разговор…
– Вы не на шутку рискуете, – ответил Рошфор крайне
серьезно. – Уж я-то их знаю…
– Быть может, вам известно и имя герцогини?
– Обожающей выдавать себя за белошвейку? Ну разумеется…
– Кто же она? – жадно спросил д’Артаньян.
– Мой юный друг, – проникновенно сказал
Рошфор. – Вы уверены, что вам стоит впутываться во все эти дела? Речь идет
не о простой трактирной стычке, позвольте вам напомнить. Эти люди ведут крупную
и серьезную игру, где ставками сплошь и рядом служат головы…
– Вы были со мной откровенны, граф, – сказал
д’Артаньян. – Позвольте ответить тем же. Сама жизнь меня заставляет очертя
голову бросаться в те самые игры, о которых вы упомянули. Поскольку выбор у
меня небогат. Либо унылое прозябание в Артаньяне, либо… Черт побери, если нет
другого пути, я вынужден рискнуть!
– Возможно, дело даже не в риске, – сказал
Рошфор, – а в умении выбрать правильную сторону… Анна?
Он обернулся. Белокурая незнакомка подошла к
импровизированном ложу, глядя на д’Артаньяна с неприкрытым сочувствием.
Гасконец охотно вскочил бы и принял более достойную позу, но слабость все же
давала о себе знать, несмотря на вино.
– Боже мой! – сказала она сочувственно. – Что
это мужичье с вами сделало…
– Пустяки, миледи, – живо ответил
д’Артаньян. – У гасконцев крепкие головы, мы и не такое выносили…
Итак, она звалась Анна… Отныне это имя казалось д’Артаньяну
прекрасным, хотя прежде он не видел в нем ничего особенного. Под ласковым взглядом
голубых глаз он взлетел на крыльях фантазии и удали в вовсе уж недостижимые
выси. Положительно, жизнь на глазах обретала неимоверную остроту и несказанную
прелесть. Он дрался с мушкетерами короля – и одного из них победил; он оказался
замешан в какую-то крупную интригу с участием титулованных особ – а судя по
некоторым намекам, и самой королевы; он удостоился благосклонных взглядов
красавицы миледи и показал себя храбрецом перед не менее очаровательной
герцогиней, пусть и неизвестной пока по имени, и все это —в один день. Неплохо
для нищего гасконского недоросля!
– Вы должны немедленно уехать, Анна, – сказал
Рошфор вполголоса. – Самое время.
– А вы?
– Я немного задержусь. У меня небольшое дельце на
Амьенской дороге. О, не беспокойтесь, совершеннейшие пустяки…
И его губы вновь тронула уже знакомая д’Артаньяну хищная
усмешка, которую наш гасконец поклялся впоследствии воспроизвести перед
зеркалом.
– Где они? – раздался рядом испуганный возглас.
В комнате появился сухопарый пожилой мужчина, чья
длиннополая одежда выдавала в нем лекаря. Тут же стоял бледный юноша, держа
кожаную сумку, из которой торчали разнообразнейшие докторские инструменты,
способные ужаснуть раненого солдата в сто раз сильнее, нежели жерла орудий
врага. Особенно д’Артаньяну не понравилась широкая пила, имевшая такой вид,
словно не раз уже побывала в деле.
– Кто – они, любезный? – поднял брови Рошфор.
– Убитые и раненые, конечно, – сварливым тоном
отозвался врач. – За мной, как сумасшедший, прибежал Пуэн-Мари, он сказал,
что в «Вольном мельнике» учинилось жуткое побоище, все завалено трупами и
ранеными…
– Он преувеличил, – хладнокровнейшим тоном ответил
Рошфор. – Раненый всего один, и он перед вами, а убитых, должен вас
разочаровать, нет вообще…
– Он будет жить? – с беспокойством спросила миледи,
глядя так, что гасконец готов был отдать за нее всю свою кровь.
