— Командир! Приказ уходить! Вышли все!
— Олег! Давай!
Двигатель ревёт и вдруг стихает, обливаюсь холодным потом: неужели всё?! Но нет, какое-то булькание, шипение, и вновь победный грохот вентилятора. С натугой «Клим Ворошилов» выбирается из воронки, так хорошо послужившей нам укрытием, и медленно движется к линии нашей обороны. Вырвались! Есть! Удар! Попадание! Но нет! Огня нет, машина движется, всё работает. Нам машут фонариком, указывая дорогу, ещё немного, ещё чуток, давай, родимый! Давай! Есть! Мы скрываемся за массивной кирпичной стеной и наконец останавливаемся. Вырвались! Теперь мы у своих. Люки нараспашку, пошатываясь от усталости и нервного напряжения, выбираюсь наружу, следом за мной появляются остальные. От нас несёт потом и пороховой гарью, все лица в копоти, закопченные, но счастливые. Мне уже машут рукой. Я подхожу поближе, это командир полка НКВД.
И тут, словно боец, выполнивший свою задачу и павший в бою, наш дизель скисает окончательно. Звонкий надрывный вскрик металла, глухой удар по плите, прикрывающей МТО, толчок — стали. Изнутри я слышу ругань Олега. Наконец из верхнего люка показывается его голова в ребристом шлеме и парень обречённо выдыхает:
— Всё, товарищ майор. Приехали.
Он выбирается наружу и огорчённо сплёвывает, затем тянется к карману, извлекает кисет и сворачивает козью ножку, щёлкает самодельной зажигалкой, закуривает, опустившись прямо на землю. Я подхожу к нему, следом — остальные члены экипажа.
— Товарищ майор, что делать будем? Всё? Конец нашему экипажу?
Это Иван. Я ободряюще улыбаюсь.
— С чего ты взял, Ваня? Экипаж у нас отменный, такой терять — грех. Так что будем держаться друг друга. Согласны?
— Ещё бы! Конечно! Так точно!
Мои орлы и орлица наперебой соглашаются.
— Вот и ладушки. А насчёт танка — чего-нибудь решим. Не зря в Сталинграде самый большой тракторный завод в стране… А пока — рацию снять, пулемёты — тоже. И личные вещи с собой…
Тем временем к нам подходят ополченцы. Они одеты в домашнее, и кажется, что это герои Гражданской войны. Формы им не досталось. Хорошо, хоть винтовки выдали…
— Товарищ майор, вам бы танк в другое место отогнать, у нас тут укрытие есть…
— И рад бы, товарищи, да никак это не можно. Дизель наш долго жить приказал. А так — танк на ходу. С полным боезапасом, и с таким экипажем! Мы бы фашистам показали, где раки зимуют…
Один из них, средних лет толстячок в толстовке, переглядывается с остальными. Те кивают головами.
— Мы тут это, товарищ майор, с тракторного. До вчерашнего дня «тридцать четвёрки» делали. А как немец полез всей дурью — винтовки в руки, и айда. Словом, завод работает. Танков много починили. С Абганерово нам навезли. И вашего красавца, думаем, что сможем к жизни вернуть. У него же мотор с «тридцать четвёркой» одинаковый. А вообще, как Ленинград в блокаду взяли — хотели «КВ» у нас делать. Так что — разберёмся. За день сердце вашему танку поменяем…
Через два часа появляются два тягача на базе «Т-34», только без башен. Натужно рыча, они выволакивают нашу громадину из развалин цеха, мы устраиваемся сверху, на броне, только Ваня за рычагами, и кавалькада движется на ремонт. Я прекрасно понимаю рабочих: «КВ» внушает уважение не только нашим, но и немцам. И ещё какое. Тем более, что это не жестянка «БТ» или, тем более, «Т-26»… С лязгом гусениц мы идём на завод. Прямо через охваченные сплошным пожаром городские кварталы. Летят искры, парят раскалённые листы жести с крыш, огненными ручьями льёт расплавленный битум. Воздух накалён до последней стадии, почти без кислорода, он выжигает внутренности с каждым вздохом. Тяжело, почти невозможно дышать. Из кюветов и встретившегося по дороге оврага на нас смотрят из темноты сотни блестящих глаз. Это и местные жители, оставшиеся без крова, и беженцы из окрестных поселений. Мне больно…
Кованые ворота с литерами СТЗ. Возле створок, с обеих сторон, укрытия из мешков с песком с торчащими из амбразур тупыми мордами «Максимов». Рядом — рабочие с повязками на рукаве и винтовками за спиной.
— Стой! Кто идёт?
Водитель переднего тягача высовывается и кричит, надсаживая горло:
— Тайга, Петрович!
— Точно! Проезжай.
Ворота распахиваются, и нас затаскивают внутрь заводской территории. Там танк попадает в умелые руки ремонтников. Чёрные от мазута и масла, на лицах в темноте видны только глаза. С удивлением понимаю, что большинство из механиков женщины и пацаны ФЗОшники.
[29]
«КВ» подцепляют кран-балкой и он плывёт над длинной колонной техники, освещаемый огнями электросварки и вспышками автогена. Мы идём следом. Наконец машину опускают, и словно муравьи на сахар на танк набрасываются рабочие. Э-э-э, орлы! Вы что?! Куда ты тащишь делитель?! Так не пойдёт!..
— Кто старший?!
Девичий голосок отзывается чуть в стороне.
— Ну, я. В чём дело, танкист?
— Это мой танк. И можно было бы спросить, какие проблемы, и что нужно сделать.
— А то мы не знаем. Движок у тебя сдох. Это нам ещё по телефону сказали. Да тут кроме этого ещё полно работы. Так что, товарищ танкист, двигай вон в тот угол. Там титан стоит с кипятком. Хоть чаю пока попьёте. А нам желательно не мешать. Можете и поспать. В загородке и лежаки есть…
Делать нечего. Идём в указанное место дислокации. Действительно, пышущий жаром огромный агрегат с кипятком. Завариваем чай в одном из котелков, в остальных разводим концентраты. С аппетитом едим, затем устраиваемся на отдых, предварительно отгородив Татьяне плащ-палаткой уголок. Девушка, всё ж таки…
Глава 28
Владимир медленно шёл по узкой, мощёной булыжником улочке, ведущей к гостинице, в которой он ожидал сигнала к действию. Неожиданно для него самого столица Швейцарии ему понравилась. Холодноватая, мрачная, населённая людьми-гномами. Не из-за роста, а из-за трудолюбия. Нигде не видно праздно шатающихся личностей, нет пьяных на улицах, не слышно шума. Тихий спокойных город. Много маленьких кафе на углах улиц. И хотя стояла глубокая осень, почти начало зимы, было очень тепло. С неба падал не снег, а дождь. И вообще, это был мирный город.
В гостинице, где остановился Столяров жили самые разные люди, там были и поляки, и шведы, и англичане, и немцы. Аккуратного вида хозяйка, настоящая бюргерша, содержала своё хозяйство в безукоризненном порядке. Владимир был удостоен благосклонного внимания дородной дамы и приглашения попить кофе в сияющей хирургической чистотой кухне, где готовилась пища для всех живущих в пансионате. И несмотря на языковой барьер и разницу в возрасте они стали добрыми друзьями. Вот и сейчас завидев гостеприимно сияющие огни у входа, Столяров ускорил шаг. Внезапно стало темно, затем раздался звук разбиваемого стекла и громкие выкрики на незнакомом ему лязгающем гортанном языке. Затем послышался крик хозяйки…
