– Вот именно! Так сказать… Сердюк! Уведи Кирьяна Васильевича! А вы, Ежов, останьтесь…
– А чо, а?
– Почему добровольцем не пошел, Андрей? – грустно посмотрел на Ежа Калинин.
– Я ходил! – честными глазами сказал Еж. – только меня не взяли сразу. А потом немец пришел.
– Когда? В средине августа где-то! А что?
– Военкомат-то в Демянске так и стоял на Ленина?
– Ой… товарищ старший лейтенант… – несколько разочарованно посмотрел на старлея Еж. – Вот не надо меня на такие смешные штучки ловить… На улице Первого Мая он стоит. Дом шестьдесят пять. Стоял, вернее. Сейчас пока нету там военкомата. Гестапо там.
– А чего там гестапо делает? – внимательно смотрел на Ежа особист.
– А там сплошное гестапо, товарищ старший лейтенант! – Еже даже нагнулся к столу. – Куда ни плюнь – везде гестапо. На улицу после комендантского часа вышел – расстрел. Картоху не сдал – расстрел, косо на ганса посмотрел – расстрел. Чем не гестапо?
– И почему же тебя не расстреляли?
– А я хитрый, товарищ старший лейтенант!
– Оно и заметно… Из Демянска, говоришь, родом?
– А чо?
– Да так… Сердюк! Следующего давай!
Старший лейтенант НКВД Калинин подошел к окну и закурил. "Странная какая братия… Все гладенько так, все хорошо. А вот что-то тут не так. Что-то не клеится. Без документов? Не то… Мало ли кто без документов сейчас шатается. Какой он документ должен был сохранить? Аусвайс, что ли…"
– Боец Винокуров по вашему приказанию прибыл.
– Садись, боец… В армии что ли служил?
– Никак нет! Батя военный.
– Во как… И где сейчас твой батя?
– Не знаю, товарищ старший лейтенант, – честно сказа Вини. – Я сам-то не знаю, где я через пять минут буду. Как война началась, так и весточки нет от него.
– А от тебя?
– А куда писать-то?
– А куда до войны писал? Где батя-то служил?
Вини чуть замялся… В принципе, до этого он говорил правду. Батя у него действительно воевал в Афгане, был прапорщиком, только вот не будешь же говорить такое здесь и сейчас? Хотя…. Сам-то Лешка родился в Чехословакии, может прокатит?
– Последнее место службы у него было подо Львовом.
– Где служит-то он? Часть назови.
– Четвертый механизированный… – сказал Вини и подумал: "Вот ведь… На каких мелочах колятся" И спешно добавил – Финансист он был. Ага.
– Проверим… Куришь?
– Нее… Курить – здоровью вредить!
– В здоровом теле – здоровый дух, да? Кто сказал, помнишь?
– Поэт какой-то, римский, точно не помню…
– Геббельс это сказал. – Тяжело посмотрел Калинин на Винокурова.
– Ну, епметь, не может быть. Я точно помню, что какой-то римлянин. Ювенал, кажется. Причем еще переврали после него. Он сказал – "Если б в здоровом теле был еще и здоровый дух!" Вот как!
– Да ты что? Буду знать теперь. Куда поступать-то хотел?
– На исторический! – Вини улыбнулся. – Товарищ старший лейтенант, а можно просьбу?
– Какую?
– В туалет очень хочется! – просительно сказал Вини.
– Потерпи. Четвертый мехкорпус, говоришь…
Лейтенант задумался о чем-то своем. Подошел к окну, грызя карандаш… Помолчал, глядя как пара бойцов колют дрова. Потом добавил отсутствующим голосом:
– Брат у меня там служил. Механиком. Вот ведь как судьба свела… Бывал там? – обернулся он к Вини.
– Нет, не успел, собирались, но…
Старлей кивнул:
– А родня где сейчас?
На этот раз Вини сказал честно:
– Не знаю.
Энкаведешник снова кивнул.
– Комкор там у них хороший был, генерал Власов. Андрей Андреевич. Брат его хвалил в письмах…
У Вини аж пересохло во рту. А потом он вспомнил, что Власов еще герой, и что он еще не перешел на сторону немцев, и вторая ударная еще рвется к Любани. И от сердца отлегло. Чуть-чуть.
– Дальше-то что думаешь делать? – спросил после паузы Калинин.
Винокуров пожал плечами:
– Не знаю, товарищ старший лейтенант… На фронт меня возьмут?
– В каком смысле? – удивился тот.
– Как в каком? – в ответ удивился Вини. – Я ж подозрительная личность, без документов, безо всего…
– Ты, парень, с винтовкой из тыла немецкого вышел. Вот это и сеть твой главный документ.
– А…
– А шпионы немецкие с такими замечательными документами попадаются, что только держи ухо востро! Ладно, понятно с тобой все. Отца твоего мы попробуем разыскать, а вот получиться или нет… Не обещаю. Но запрос сегодня же отошлю.
Вини аж поперхнулся:
– Спасибо, конечно, товарищ старший лейтенант…
– Сердюк! Следующего давай!
– Есть!
Вини шагал обратно в сарай немного ошарашенный. Во-первых, потому, что "кровавый гэбист" оказался нормальным человеком. Усталым, замотанным, со своими проблемами, но нормальным. Не жаждущим пожарить на костре первого попавшегося окруженца или партизана как немецкого "шпиёна". Хотя… Кто знает, что у него на уме?
А во-вторых… Возникла неожиданная проблема – если старлей и впрямь пошлет запрос? Это же… Семь лет расстрела без права переписки, епметь!
Дверь снова скрипнула, ударил острый запах залежалого сена.
– Следующий, – буркнул Сердюк, явно уставший бродить туда-сюда.
Поднялся Леонидыч. Он одернул кожанку, стряхнул с плеча пару сухих травинок
Дед перекрестил его спину, незаметно для зевающего конвоира.
Прямо с порога Владимир Леонидович, едва успев кивнуть, произнес, глядя на кубики энкаведешника:
– Товарищ старший лейтенант… Или гражданин, все-таки?
– Пока товарищ, а дальше посмотрим, – сухо ответил старлей, не отрываясь от какой-то писанины.
– У меня есть сведения государственной важности, товарищ старший лейтенант. Мне срочно необходимо встретиться с командованием фронта.
– Имя, фамилия? – продолжая чиркать карандашом, перебил его Калинин. – Звание? Номер части?
– Микрюков Владимир Леонидович. Так-то я, товарищ старший лейтенант, гражданский…
– Зачем же вам комфронта, товарищ гражданский? Давайте, я прямо сейчас товарищу Сталину позвоню.
Калинин снял трубку "тапика" – полевого телефона, покрутил ручку и слегка поморщился:
– Кто там? Сержант Попова? Можешь ли меня с товарищем Сталиным соединить? Нет? Ну, тогда генерал-лейтенантом Курочкиным? И с ним не можешь? И хватит смеяться – когда старший по званию с тобой разговаривает. Нет, с комдивом пока не надо. А зачем тебе в дивизию? В военторг? Может и поеду. А может быть и не поеду. Все от твоего поведения зависеть будет. Ладно, потом поговорим, солнышко…
