– Ерунда на ерунде ерундила да ерундой поерундовывала! – отшутился дед. – Ладошку о колючку раскровянил. Лейтенант, звать-то тебя как?
– Го… Игорь.
– А по батюшке?
– Геннадьевич, а чего? Тьфу ты…
– Слышь, Геннадич. Покорми девочек моих, да спать уложи. – А потом повернулся к Рите:
– Скоро мы, скоро!
И исчез в темноте вместе с двумя бойцами.
Лейтенант опять покрутил смоляные усы, от чего стал похожим на кота, и отрывисто приказал:
– За мной!
Чавкая по болотной грязи усталыми ногами, они через несколько минут были в его натопленной землянке. По пути лейтенант Костяев выцепил какого-то бойца и приказал ему доставить каши с ужина. Рита с Мариной уселись на укрытые одеялом нары, а лейтенант плеснул им из своей фляги чего-то остро пахнущего. Чего – они не узнали. Потому как немедленно уснули в тепле и не слышали, как усатый лейтенант улыбнулся, отчего стал похожим на кота еще больше, и накрыл их своей шинелью. А потом долго ругался на припозднившегося красноармейца с холодной овсянкой и в наказание послал того на НП батальона.
А дед с бойцами в это время полз по земле навстречу хлопкам минометных мин. Внезапно на немецкой высоте что-то взорвалось, и она моментально вспыхнула грохотом выстрелов.
– Илюминация прям… – сказал хохол Слюсаренко, видавший однажды подобное в детстве, на ярмарке в Полтаве.
– Фейерверк! – поправил его Петер.
– Дужэ вумный…… – огрызнулся украинец.
– Огненная работа – так, кажись, с немецкого переводится… – сказал дед Кирьян, внимательно оглядывая поле перед собой.
– Правильно! – с удивлением Райнис посмотрел на заросшего седой бородой и опять похожего на старика Кирьяна Васильевича.
– Ты чи нимэць? – подозрительно спросил Слюсаренко. Он и так-то всех подозревал, а уж тут…
– Общался с ними раньше. Опять вот пришлось…
– Это они по самолету, видать, работают, – сказал Райнис.
– По бабам стреляют, сволочи… – ругнулся Богатырев.
– Почему по бабам? – опять удивился Райнис.
– Да говорили, что бабы летают в стрекозах энтих…
– Да ну? Не слышал… Не бабская это работа, по ночам летать.
– На юге они воевать будут… Формируются еще… – вдруг прозвучал знакомый деду голос Леонидыча из темноты.
Украинец с латышом схватились за винтовки.
– Свои, – успокоил их дед. – Как вы!
– Хреново… Олегу осколок в спину. Под лопатку ушел.
– А фон? – пополз навстречу Леонидычу дед со товарищи.
– Хана фону. Когда гансы вторую серию начали, он как-то выкрутился хитро и побежал в сторону высотки. Мы за ним. И прямым попаданием. Куски в разные стороны, хоть в ведро собирай. А танкисту от той же мины…
– Таругин, а Таругин… – потряс Олега дед.
– Ммм? – тихо промычал тот.
– Живой?
– Металл, масло, солярка и порох… так пахнет танк, так пахнет победа… – пробормотал тот в ответ, не открывая глаз.
– Чего? – не понял латыш.
– Та стулы пэльку… – ругнулся Слюсаренко. – Допомогы товаришам.
– Понял… – Латыш аккуратно подхватил танкиста за ноги, Леонидыч за руки и боком, боком, ровно крабы, которых Олег в детстве ловил на своих одесских пляжах, потащили раненого к своим.
И снова на высотке что-то грохнуло. И, почти одновременно, прекратился минометный обстрел.
– Нияк батарэю лётчыкы накрылы! – воодушевился Слюсаренко. – От вона зараза нам дыхаты не давала! Тилькы мы в атаку – так почынають… Артылэрия лупыть, йим всэ до одного мисця. Накопалы там катакомбив…
– Катакомб, – зачем-то поправил украинца дед.
– Я и кажу, катакомбив. Можэ зараз накрылы, га?
– Надежда – сестра веры и дочь мудрости! – внезапно сказал Кирьян Васильевич.
Слюсаренко замолчал, огибая очередную дырку в земле. А потом спросил:
– Ты бува нэ вируючый?
– Есть такое…
– Я тэж. А як тут бэз цёго. Мина ця чортова, днив зо три прям пидо мною… Штаны розирвало, аж срам налюды. Вэсь взвод рэготав. Хто жыви лышылысь. А на мэни ани подряпыны. От вони янголы…
– Смотри-ка… – показал Кирьян Васильевич куда-то в темноту.
– Чого? – откликнулся хохол. – Тьфу ты! Пэтька, поганэць, усю роту свойим "чого" заразыв
!Месяц услужливо выполз из длинного облака. По нейтралке бежали трое и волокли в плащ-палатке кого-то четвертого.
– Твойи? – спросил Слюсаренко, но к винтовке приладился.
Дед никого не разглядел, но услышал голос костерящего весь свет Ежа.
– Мои…
– Кого? Кинулся он им навстречу.
– Валерку в ногу цепануло минометкой. В тоже место, говорит… – на бегу кинул Еж.
Дед и старший сержант Слюсаренко схватились за ткань и побежали тоже, стараясь не спотыкаться и не падать. Получалось не всегда.
– Где раздобыли-то?
– Кого? – по-еврейски ответил неугомонный Еж.
– Плащ-палатку…
– Да сняли там с кого-то… Вся дырявая. Как бы не разъехалась.
– Габардынова, – сказал Слюсаренко. – Дэбэла значыть. З нашого комвзвода. Позапрошлого. Тры дни и повоював. Мы на поли пид кулэмэтамы позалягалы, вин встав, "За Родину!", крычыть, "За Сталина". Пацан зовсим. Я хвамылию його так и нэ запамъятав… Мы й пробиглы метрив из дэсять. И впъять полягалы. А от його… Там и лэжыть?
– Ага, – ответил Еж, понятия не имея, где это там. Вернее "там", где была подобрана плащ-палатка и "там", где погиб неизвестный лейтенант, это, как оказалось, совершенно разные вещи. Война, она совсем не такая, как в компьютерных играх…
Дотащили злобно матерящегося Валеру без приключений. А в окопах встретили бойцы и Валерку утащили в санбат, а остальных проводили до лейтенанта Костяева.
– Ну? Как? – спросил тот, встречая партизан у входа в свою землянку. – Все целы?
– Двое раненых у них, утащили уже.
– А немца накрыло, значит… Жалко… Ладно, ныряйте в землянку, чаю попейте и я вас до батальона провожу. Машина должна за вами прийти. В полк.
– Кстати, товарищ лейтенант, а число сегодня какое? – спросил Вини.
– Уже пятнадцатое. А что?
– Нам надо срочно доставить информацию государственной важности до командования.
Лейтенант пожал плечами и ответил:
– Я и говорю, машина в пути. А пока чай пейте!
Машина прибыла через час, когда умаянные лесом они закимарили вповалку, напившись сладкого чаю.
