Может быть, это вызвалось тем, что вдали от бренной планетарной суеты, в заоблачных высях разряженного воздуха, оптико-электронным извилинам из волноводов лучше и надежней думалось? Очень сомнительно и даже наоборот. Ведь для чего служит атмосфера, помимо фильтрации через турбореактивные двигатели? Вот именно! Она охраняет поверхность от космического излучения. И это излучение малополезно не только для здоровья биосферы, всякой микросхемной мелюзге оно тоже несет достаточно неприятные сюрпризы. Так что, прежде чем пентагоновские стратеги приняли решение о воздушном базировании «Прыща-2», вероятность сбоя работы в связи с активностью протуберанцев и прочими факторами была досконально взвешена. Так же учли и гипотетическое ускорение износа из-за одиннадцатилетнего солнечного цикла. Однако большелобые жильцы Силиконовой долины убедили генералитет, что «Прыщ-2» морально устареет гораздо раньше, чем его оптические мозговые кабели потрескаются от потоков тяжелых ионов. Когда это случится, все еще находящийся в спортивной форме «Боинг-1207» сядет на землю на непривычно продолжительный срок, ибо в его нутре потребуется демонтировать и вынести вон пережившее свое время оборудование и переоснастить на новое. Ведь к этому самому 2050-му, а может даже 2040-му доблестные калифорнийские мальчики надеются разработать гораздо более совершенную модель «Прыща». По крайней мере, они об этом мечтали, а их вера в прогресс оставалась совершенно неугасима.
Да, кстати, хотя марка у самолета была вроде «Боинг», на самом деле «Боингом» он мог зваться только по происхождению, то есть по заводу сборки, но никак не по родословной. В действительности данный самолет являлся точной копией бывшего советского «Ан-225», известного когда-то у предков под названием «Мрия», что в переводе с украинского значилось как «Мечта», ибо в забытые, стародавние времена такие самолеты собирали в столице УССР — Украинской Советской Социалистической Республики — городе Киеве. Однако, поскольку в настоящие времена никакого завода-гиганта «Ан» уже не существовало, точнее, его циклопические сборочные цеха снесли как следы тоталитарного прошлого — эдакие не в меру габаритные аналогии печей Освенцима — в котором украинский народ страдал под игом злых потомков Чингизхана из города Москвы, — то к две тысяча тридцатому никто уже не помнил ни о конструкторе Антонове, ни тем более о его учениках. Так что «Ан-Боинг» мог вполне гордо носить свои шестьсот тонн максимальной взлетной массы в небе скромно приютившей его Америки, и не обращать внимание на каких-то состарившихся, никому не нужных злопыхателей, могущих уловить некие аналогии в его профиле или ТТ характеристиках. Тем более если эти злопыхатели живут на мусорках, с них же питаются, и к тому же не на калорийных и достойных белого человека мусорках Нью-Йорка, а в какой-то заштатной столице Восточной Европы — в Западэнской Краине. Откуда им вообще знать, на что похож «Боинг-1207», если он над данным регионом вообще не летает? Что оттуда возить такого срочного и объемного? Чернозем? Ну так его переброска успешно и задешево, то есть почти задаром, налажена с одесского морского терминала. Ну а «Мечта»… Да мало ли кто, где и когда о чем-то мечтал и грезил?
121. Прочность брони
И вначале появился какой-то звук на грани «показалось или нет?». А потом в наушниках — спокойный голос лейтенанта Минакова. И стало ясно, что тогда, перед этим, там, за триста метров в стороне, ушла в сторону створка ворот номер «два». (Все-таки американцы великие инженеры, ибо сдвинуть бесшумно в сторону двести — или сколько-то там — тонн металла — это надо еще уметь.) И захотелось подпрыгнуть от счастья. И, наверное, используя голени с «памятью металла» получилось бы сделать такое достаточно высоко: допустим, боднуть шлемом потолок и заставить микроробота вверху поджать в испуге лапки. Правда, лапок у него нет, только присоски, но ведь еще имеются щупы-измерители, а они вполне сойдут за лапки.
И, конечно, ужасно хотелось тут же спросить Минакова, «как и что?» Однако он уже отдал команду, и прежде всего требовалось ее выполнить, а уже потом, по праву приговоренного первой очереди, поинтересоваться хотя бы тем, кто из отряда уже отправился к праотцам более срочным порядком, то есть в нулевую очередь? И, кстати, удалось спросить это еще до того как… То есть команда, отданная Германом Минаковым, касалась естественно открывания ворот, но открыть их, находясь в пятидесяти метрах далее по тоннелю, не получилось. Так же, впрочем, как и отрядной радистке Кэт с трехсот. Возможно, ультразвуковой сигнал успевал сильно рассеяться, и его мощи не хватало пронзить навылет бетон? Весьма допустимо. Однако теперь, бывшему грозе игровых салонов, Никите Кучконосу, пришлось все же покинуть относительно защищенное место и приблизиться к главным воротам вплотную. И, конечно, можно бы обижаться на некоторую «глуховатость» маленького робота на потолке, однако это было бы весьма глупо. Миллибот являлся действительно очень небольшой машинкой, никак не получалось нацепить на него еще и сверхчувствительный ультразвуковой локатор. И значит, человеческая жизнь ценилась менее чем машинный перегруз? Так точно, ибо тут сейчас оказывалось не до сантиментов — тут происходила настоящая война.
И, следовательно, Никита Кучконос подвигался в очередности вероятной гибели еще немного вперед. И, значит, еще более имел право поинтересоваться, кто из друзей уже оказался там, гораздо выше горы Корпуленк, то есть на небесах. И, естественно, он спросил, и поскольку его право на подобное знание было бесспорно и с точки зрения лейтенанта Минакова, то в ту секунду, пока Никита перемещался назад к туннельному выходу, он и получил ответ.
И оказалось, что там, в этом ответе, содержится такой малюсенький, повязанный — нет, не красным — черным бантиком сюрприз, который действует на некоторые вещи стимулирующим, допинговым образом. Ибо короткий список, был вовсе-то и не списком, потому как в нем наличествовала только одна, и почему-то сейчас, после оглашения, почти родная фамилия, и была та фамилия — Нарбугаев. И может быть, сразу, в первое мгновение, она и не идентифицировалась как конкретный человек по кличке Рамо, а только после, через этап перекодировки. То бишь поначалу Нарбугаев в Нарбугаев Кахрамон Акрамович, а уж потом, вслед, как лучший отрядный друг Рамо, тот самый, с кем дольше всех сидели в общей камере, в военной тюрьме штата Луизиана. И надо сказать, что какой-нибудь беспристрастный военно-полевой суд, пусть и задним числом, мог бы теперь обвинить лейтенанта Германа Всеволодовича Минакова в неком подспудно проведенном программировании подчиненного. Ибо настоящий боевой офицер обязан знать о своих солдатах буквально все, а потому командир ударно-диверсионного взвода Минаков никак не мог не ведать о дружбе-товариществе названных солдат добровольцев. И как следствие, его сообщение о погибшем, вполне можно классифицировать как специальную акцию. С целью… Ну допустим, «доведения до самоубийства»!
В реальных обстоятельствах рассматриваемого боя, из таковым образом «настроенного» бойца, вполне получается извлечь некую выгоду. То есть, прикрывшись его теперешней отчаянностью, послать на верную смерть. Да, конечно, данная «выгода», в общем-то, будет использована для дела, частью которого является спасение жизни других солдат. Но ведь, если рассматривать с некой предвзятостью, то не только солдат, но и… «Себя»! Себя, разумеется! Ну а здесь, присутствует некая, и даже не некая, а весьма большая, корысть. Ибо даже миллион долларов не перевесит «корысть» от возможности избежать смерти сию минуту! И тогда получается, что при такой трактовке, доведение лейтенантом Минаковым вышеуказанной информации является ни больше ни меньше, чем «доведением подчиненного до самоубийства», да еще и «с корыстной целью»!
