– Господин президент, – ожил министр обороны, почуяв хоть какую-то зацепку для аргументированной защиты. – Разумеется, время начала войны было специально приурочено к южнополушарному лету во избежание сезона дождей. Но насчет полного контроля за погодой, мы брались обеспечить чистое – или какое там нам потребуется – небо только до двадцатиградусной широты и не дальше. Кто мог знать…
– Понятно, – перебил его президент. – Но пусть разведка продолжит.
– Так вот, господин президент. Определить места падения взорвавшихся боеголовок достаточно просто. В некоторых случаях это вообще плевое дело. Но вот те, что не взорвались? Пришлось бы обследовать колоссальные участки местности. А там ведь джунгли, горы и т. д. Правда, нас мало интересуют совсем нецивилизованные районы, кто там что-то найдет вообще? Но ведь на поиски придется бросить кучу техники и людей, причем во многих странах одновременно. У нас просто-напросто нет на это сил. Да еще с учетом того, что после инцидентов все африканские армии приведены в относительную боевую готовность. Нам придется предусмотреть оборону своих поисковых отрядов.
– Я не уловил, что значит «в относительную боевую готовность»? – задал вопрос президент.
– Сравнительно с нашими вооруженными силами их готовность условна. Наша всегда на порядок выше, – не без удовольствия пояснил министр обороны.
– Ага, понял, – кивнул Буш Пятый. – И по поводу превентивных поисков тоже понял. Если до этого у нас как-то получится отмалчиваться и отбивать обвинительные ноты, то после того, как в куче стран появятся наши специалисты, об этом придется забыть.
– Именно так, господин президент, – подтвердил представитель АНБ.
92
Твердый грунт
И однажды вместо тридцать третьей широты Северного полушария штата Нью-Мексико ты оказываешься на тридцать третьей Южного, в каких-то Капских горах. И, просыпаясь после короткой дремы привала, ты никак не возьмешь в толк, как тебя угораздило скатиться так далеко к югу, на самый край этой забытой богом прародины человечества, где этот ушедший ныне на пенсию старикан ласково, не торопясь, месил глину и лепил когда-то Адама, Еву и отлаживал их переносные копировальные машинки так, чтобы более никогда не пришлось вмешиваться, регулировать зазоры и доливать чернила. Славно он тогда поработал. Так славно, что копирующая матрица до сей поры не ведает износу, щелкает и щелкает, при каждом срабатывании контактов выдавая продукцию на «ура». И оттого все беды. Копии столь схожи, что никак не прижиться им ни в раскинутом на две трети поверхности – от щедрот – океане-море. Ни за что не выгнать их в расстеленный поверху звездно-планетарный полог. Да что там бесконечность космо-астероидной вуали! Здесь, внизу, на вполне теплом сравнительно с вакуумом материке – Антарктиде – и то не селятся. Подай всем комфортный диапазон температур, давление в атмосферу, да силу тяжести в одну «G», для того самого бодрого взаимодействия копировальной механики. Вот и накопировались – попить, пожевать хочет всякий, а на добавочные материки у небесного пенсионщика глины-то и не хватило. Вот и делим то, что есть. Играем в ножички. Поэтому и шлепаем по невысоким и не низким Капским горам.
Но здесь уж – кто на что учился. И не планировал Давид Арриго загодя, в лучезарном детстве, делать из себя командос, больше завидовалось животастым дядькам, резвящимся в машинах с высокими тетками – как-то именно к этому рвалась ослепленная стереоэкраном душа. Потому как жил он в городке небольшом, и было там по части теток с длинными, торчащими из юбок ногами не особо привольно-густо. Смотрел он на них в основном в рекламно-роликовой проекции. Но как-то накатила внезапно юность. Пошла шалтай-болтай на социально обещанное пособие, ибо с работенкой на севере штата Нью-Мексико было как-то не очень. Может, и получше, чем в раскинутой южнее Мексике, но все равно не очень. За счет нее, родимой, и не очень. Ибо сколько он себя помнит, катили и катили оттуда дармовые, совсем стосковавшиеся по работенке руки, точнее, не по работенке, а по хоть какой-то ее оплате. Как он мог со своим социальным пособием конкурировать с этой братией? Нет, разумеется, по количеству новых долларов вполне даже мог, но… Только полный кретин отдаст обратно государству пособие, дабы трястись каждую неделю – заплатят тебе на этот раз за завернутые чизбургеры или за триста раз на дню протараненный моющим пылесосом пол. Вот и шлялся, проматывая пособие в ожидании, когда что-нибудь внезапное, аналогично неожиданно явившемуся откуда-то кредитору, умыкнувшему детству, снова не стукнет по голове, забирая в утиль юность или что-нибудь еще. И надо же – дождался.
Внезапно свалился на голову хитро прошмыгнувший через Капитолий закон о всеобщей воинской повинности. Очнулся из реанимации Кощей Бессмертный, полвека покоящийся в завале манускриптов. «А как же Конституция? – дернулся кто-то, умеющий оперировать длинными фразами. – Как же наши отцы-основатели, порешившие после первой вьетнамской войны, что только добровольцы…» – «Что – добровольцы? – цыкнули им с верхотуры. – Где они, почему мелко видим? Были, да сплыли ваши добровольцы. На защиту демократических ценностей – будьте готовы!» – «Всегда готовы!» – отозвались снизу не зазря откормленные пенсионеры, составляющие большинство голосующих. Еще бы не «готовы», после шестидесяти даже в армию некогда существовавшего государства Израиль и то не брали.
Ну, тут как раз подросли те, кто в голосовании не участвовал по возрастному цензу.
Вот так Давида Арриго и загребли. То ли от долгого бездельного шатания по городу, то ли вследствие удачной работы той самой, миллион лет действующей копировальной машины, однако по росту и весу он вполне сгодился в десант. Что было, кстати, и немудрено. Вследствие удаленности от центра мировой цивилизации иных стран, расположения их всех за морями-океанами, добраться до них можно только в качестве десантника – морского или воздушного. Это уж как повезет. Вообще-то в чистом виде уже не существовало ни того, ни другого. Морские пехотинцы без вертолетов жить не умели, а десантуру частенько катали на кораблях.
Так вот однажды, после чехарды того и другого, ты и оказываешься в Капских горах, снаряженный под завязку. Ибо давно ты уже не призывник, явившийся по свистку и предусмотрительно обритый наголо, а доброволец-сверхсрочник. Ибо нажившись когда-то всласть на беспробудное социальное пособие, вполне ощущаешь преимущество большого оклада и целевого вектора жизни. И вполне четко помнишь, как сквозь с виду мягонькую перчатку постиндустриальной благодати проступает бугристость стальных суставов. Гораздо легче ощущать себя маленьким кристаллом, впаянным в структуру этих самых суставов, мелкой, но нужной частью большого, хитрого и неизмеримо сложного механизма управления планетой.
Сейчас в задачу планетарного контроля входил поиск, распознавание и захват группы террористов, стремящихся скрыться от международного правосудия.
93
Пластик, железо и прочее
Раньше самолеты всегда взлетали с авианосца спереди, а садились сзади. И в том, и в другом случае они использовали дармовую силу движения подвижного аэродрома. Туда он их ускорял, создавая под крыльями дополнительный ветровой поток, а назад они нагоняли посадочную полосу и вычитали из скорости тридцать три мили. Понятно, что, кроме этого, применялись катапульты и аэрофинишеры. В отношении больших, тяжелых самолетов ни тот, ни другой номер не проходил. Правда, вначале, когда над Конгрессом только начала витать тень гигантизма, подрядчики из «Локхида» носились с идеей разработки сверхкатапульты. Естественно, как и положено в двадцать первом веке, – электромагнитной. И дело, конечно, не в том, что она достаточно прытко заставляла оба стареньких реактора «потеть»: в конце концов в «большой боевой линейке» сцеплялись пять гигантов, и, значит, реакторов имелось вдвое больше. Можно было как-то запитать механику в параллель. И не в том суть отказа, что сам проект «супер-пупер» оказывался не слишком дешевым. Просто установка на судне этого монстра потребовала бы полной переделки схемы уже существующих кораблей. А ведь проект «большой боевой линейки» потому и прокатил почти без сучка без задоринки, что предлагал долгосрочное использование неминуемо списываемых монстров. Давал устаревшим авианосцам типа «Нимитц» вторую жизнь. Тратить деньги на выделку из этих «старичков» чего-то принципиально нового? Увольте!
