Человек открыл глаза, уже подернутые поволокой смерти, судорожно дернул кадыком.
— Я — Шутер.
— Оно и видно, — усмехнулся Аршинов, помнящий основы английского языка
[2]
. — Что ж, Шутер, колись, чем мы тебе насолили?
— Я — на… нае… наемник. Вы… Выполняю заказы…
Было видно, что каждое новое слово дается раненому все с большим трудом.
— Ежу ясно, что выполняешь, — продолжал допрос прапор. — И кто же нас заказал?
— Меня… Он-о… О-о-о…
Из угла рта Шутера вытек и зазмеился по подбородку ручеек крови. Наемник попытался сказать еще что-то, но лишь беззвучно шевелил губами. Глаза его закрылись. Тело дернулось и обмякло.
— Амба, — констатировал Аршинов. — Как думаешь, Томский, он сам на прут накололся?
— Ты на его ноги посмотри.
Толя еще до начала разговора понял, что стрелка убили — от подошв его ботинок до земли было никак не меньше пятнадцати сантиметров. Кто-то поднял Шутера и насадил его на арматуру, как на вертел.
— М-да, — прапор наклонился, поднял оружие. — А винтовочку-то я приберу. Подержи фонарь, Толян.
Аршинов обошел плиту, уложил «эсвэдэшку» к ее подножию, старательно присыпал крошевом кирпича, отряхнул перчатки.
— Штуковина хорошая, но таскать ее с собой смысла не вижу. Автомат как-то сподручнее. Потопали, что ли? Скоро рассветет, а днем… Днем тут рисоваться…
Закончить фразу прапор не успел: громыхнул выстрел.
Глава 7
ЛИЦО В ОКНЕ
Томский и Аршинов распластались на земле. В отличие от прапора Толик чувствовал себя крайне неуютно. Ботинки мертвеца были совсем рядом. Если бы не противогаз, Томский ощутил бы их запах.
— Сколько же тут этих… шутеров, так их и разэтак, через коромысло! — прорычат Алексей, ворочаясь. — Не успели выползти наверх, как на нас сезон охоты объявили!
Толик был полностью согласен с Аршиновым. Путешествие их начиналось слишком уж бодро. Мутанты, может, и спали, а вот люди бодрствовали.
— Эй, мужики, чего разлеглись? — раздался голос карлика. — Это я стрелял!
— У тебя, чего, много лишних патронов накопилось? — крикнул прапор поднимаясь. — Или это юмор такой?
— He-а. Я там что-то видел. Вроде человек пробежал.
Аршинов подождал Томского, и они вместе двинули к Вездеходу. Тот толком так и не смог объяснить, в кого стрелял. Возможно, карлику просто почудилось. Так или иначе, но в течение получасового ожидания ничего подозрительного не произошло.
Группа пустилась в путь.
Через пару километров с проторенной «Терминатором» дорожки пришлось сойти. Продвигаться сразу же стало значительно труднее. Приходилось лавировать в руинах и перепрыгивать через ямы, наполненные дождевой водой. Определить на глаз их глубину было невозможно. Иногда поверхность воды вздрагивала, по ней шла подозрительная рябь. Возможно, она была следствием вибрации, вызванной шагами. Возможно, ямы были обитаемы, и то, что таилось в их глубине, просто ждало удобного момента, чтобы вцепиться в ногу зазевавшегося человека.
Надвигался рассвет. Небо на горизонте сделалось из черного грязно-серым. Такой же цвет обрел и весь окружающий пейзаж. Подул легкий ветерок. Аршинов, всегда славившийся своим умением ориентироваться в городских джунглях, сообщил, что собирается вести их к наземному вестибюлю станции Черкизовская.
— На всякий пожарный случай, чтоб не запутаться.
— Ты ж говорил, что до Партизанской рукой подать, — напомнил Вездеход. — Уже светает, а мы все еще… рукой подаем.
— Эх, Вездеходушка! В старые добрые времена минут сорок ходу было. А нынче… Это уж как карта ляжет.
Томский в беседе не участвовал. Он думал о станции имени Че Гевары, о ее жителях и о том, какой будет их реакция на побег убийцы. Не совершил ли он ошибку, скрывшись от правосудия и заслуженного наказания? Конечно, друзья верят в его невиновность, но ведь на то они и друзья. Дружба, как и любовь, слепа. Слово «любовь» сразу переключило мысли Толика на Лену. Не пришла с ним повидаться, ничего не знала о планах прапора и Вездехода. Сдалась. Согласилась с тем, что муж — убийца. Наверное, сделала правильный выбор. Скоро станет матерью и, конечно же, не желает, чтобы ее ребенок имел что-то общее с Томским, безжалостно задушившим ни в чем не повинного пацана. Права, тысячу раз права. И все-таки… Заныли, зашлись болью царапины у ключицы. Толи почувствовал неистовое желание нажать на курок и палить из автомата до тех пор, пока не кончатся патроны. Потом вставить новый рожок и опять делать дыры в черном саване темноты. Будь проклят этот город, будь проклято подземелье под ним, будь проклято все Метро!
Он еле взял себя в руки.
Тем временем Аршинов остановился, долго осматривался и, наконец, свернул к тому, что походило на огромный холм. Вглядевшись, Толик понял, что это здание. Сходство с холмом ему придавала растительность, укутавшая строение плотным коконом. Коричневатые, покрытые похожими на бородавки пупырышками стволы. Болезненного вида бледно-зеленые листья размером с человеческую ладонь и формой почти как правильный равносторонний прямоугольник. Кромки листьев покрывали короткие колючки, довольно прочные на вид. Сквозь это буйство растительности лишь с большим трудом можно было рассмотреть дверные рамы, четырехгранную колонну, некогда облицованную белым мрамором, и черные ступени.
— Черкизовская, — объявил Аршинов, не сбавляя шага. — Дальше, если мне не изменяет память, будет железнодорожный мост.
Память прапору не изменила. Мост был на месте. Короткий, всего в сотню метров длиной, он покоился на двух массивных сложенных из камней опорах. Наверху стоял скособоченный, явно сошедший с рельсов вагон пассажирского поезда. Ему повезло больше, чем остальному составу: другие вагоны и сам поезд превратились в груду искореженного металла у подножия железнодорожной насыпи.
Взгляд Томского скользнул по темным провалам вагонных окон. Что за чертовщина? В одном из них Толя увидел лицо. Бледное, яйцевидное. С непомерно большими, глубоко запавшими глазами и маленьким, сползшим на подбородок ртом. Тонкие длинные пальцы теребили край окна. Существо тоже заметило Томского. Рот его приоткрылся. Послышалось что-то похожее на детский плач. Томский остановился, пораженный тем, что его спутники ничего не замечают и продолжают идти. Плач распался на отдельные звуки. Слоги.
— А-а-а-ша-ми… Ша-ми-и-и… А-ша-ми-и-и-и-и… Ша-ми…
Мутант что-то хотел сказать. Сообщить. Может, предостеречь?
Ашами? Шами? Что-то подсказывало, что язык мутанта не так уж далек от человеческого. Он еще раз повторил про себя загадочные слова. Ашами. Шами. Миша! У Томского перехватило дыхание. Осенившая его догадка была чем-то сродни удару в солнечное сплетение. Это не мутант. Это…
