– Гораций! – в ужасе завопила я. – Ты
рехнулся? Это же опасно!
Но Гораций только облизнулся и отошел от меня на безопасное
расстояние. Вспомнив, что Валентин Сергеевич описывал опыты на животных, я
решила, что такому здоровенному ротвейлеру не станет плохо от малого количества
порошка. Кстати, совершенно не ясно, сколько он его съел, во всяком случае,
больше чем я. А на меня пока что порошок никак не подействовал. Посидев
немножко, я оделась и решила выходить «на дело». И тут, когда я уже подходила к
дверям своей квартиры, меня слегка качнуло, и в голове возник странный шум –
как будто завыл ветер, и сквозь этот вой доносились еще какие-то непонятные
шорохи, стуки, скрежет… Я остановилась в испуге, но потом взяла себя в руки и
решила идти. Очевидно, лекарство начало действовать, но вот как – это мы еще
посмотрим.
Ключи от квартиры я опустила в почтовый ящик Эрика – если я
задержусь, он погуляет с Горацием, заодно приглядит, не случилось ли чего с
собакой после того, как Гораций сожрал порошок. У двери парадной я столкнулась
с приятной соседкой с третьего этажа. Она мило мне улыбнулась и поздоровалась…
И вдруг сквозь шорох и треск в моей голове я расслышала злую и сбивчивую речь:
«Ходят тут всякие молодые стервы… Где уж мужа уберечь, когда
каждая норовит к нему в постель запрыгнуть. А мне уже пятьдесят два, и как ни
крути, сколько денег не расходуй на косметику, как ни истязай себя
физкультурой, меньше сорока мне уже никто не дает… Поубивать бы всех молодых
баб…»
Я уже открыла рот, чтобы сказать милой соседке, что она
ошибается, что сорок лет ей ну никак нельзя дать, минимум – сорок восемь, но
вовремя опомнилась, сделала даме ручкой и выскочила на улицу. Ай да порошочек!
Оглядевшись и убедившись, что меня никто не видит, я юркнула
в кусты, не без некоторого содрогания, потому что это было то самое место, где
совсем недавно прятался стрелок-неудачник. Здесь я заняла давно облюбованный
наблюдательный пункт и стала ждать. Погода была сегодня хорошая, одета я по
сезону, так что вполне могу провести минут сорок в ожидании дамы-злодейки.
Свисты и шорохи в моей голове стали еще сильнее, временами в них врывались
обрывки фраз.
Открылась дверь нашего подъезда. Я насторожилась, но на
пороге появилась все та же пятидесятилетняя соседка, с которой мы уже
сталкивались сегодня, на этот раз с мужем – рослым представительным брюнетом с
седыми висками.
– Пройдем немножко пешком, дорогой, – прощебетала
дама, нежно глядя мужу в глаза, – а то ты совершенно не бываешь на
воздухе. Вон какой стал бледный!
– Хорошо, дорогая! – ответил муж. Тут же сквозь
шум и завывания ветра в моей голове прорезались перебивающие друг друга
монологи:
«Хоть бы ты, старый козел, наконец угомонился! Ни одной юбки
не пропустишь! И ведь старше меня, паразит, а выглядит как огурчик!»
«Вот ведь, увязалась за мной, старая галоша! Теперь ни за
что не отвяжется! Только я с Лялечкой договорился – и на тебе! Все планы мои
сорвала! А Лялечка, лапушка, ждет меня сейчас… Ух, скотина старая! Убил бы,
своими руками убил…»
Муж нежно улыбнулся жене, она взяла его под руку, и они не
спеша удалились по дорожке. Я проводила их изумленным взглядом, подумав, как
усложнилась бы семейная жизнь, если бы препарат В-17 продавался в каждой
аптеке.
Прошло еще несколько минут, и на пороге появилась Раиса
Кузьминична. Я не собиралась подслушивать мысли славной старушки, но они
волей-неволей зазвучали у меня в голове.
«Ну не паршивец ли! Ведь все, все как есть цветы обожрал! Уж
алоэ-то думала, не тронет – и горькое, и колючее. Все равно объел! И что с ним,
негодником делать? Витаминов ему, что ли, не хватает? Так я ему и овес
проращивала, и специальные кошачьи витамины покупала – все равно, разбойник,
цветы жрет…»
Я улыбнулась: Раиса Кузьминична не спеша удалялась по
дорожке, обдумывая свои непростые отношения с полуперсидским котом Тихоном.
Следом за ней из подъезда вылетела, пританцовывая,
пятнадцатилетняя акселератка с седьмого этажа. Меня чуть не оглушил рэп, который
она слушала – плейер на поясе, наушники на голове, а когда она начала мысленно
сравнивать достоинства знакомых мальчиков, я мысленно сконфузилась и подумала,
что вероятно, старею, но вольность нравов современных тинейджеров не кажется
мне синонимом внутренней свободы.
И тут, наконец, из дома вышла она – та самая дама в том
самом голландском пальто. Видимо, это пальто она считала своей униформой –
чтобы, не дай Бог, никто не усомнился в том, что она – это именно она… То есть
вовсе не она, а та, за которую она себя выдает… Я немножко запуталась, но суть
моих рассуждений сводилась к тому, что она носит осточертевшее голландское
пальто не снимая, как некое подобие пароля или опознавательного знака. При виде
дамы я начала более внимательно вслушиваться в чужие мысли, надеясь узнать
что-нибудь более интересное, чем поведение котов и супружеские измены – но не
тут-то было. Сквозь шум и шорох в моей голове пробился незнакомый звук – ровное
негромкое гудение. Я вспомнила, как в прежние годы у нас в стране глушили зарубежные
радиостанции, и поняла, что моя дама умеет каким-то образом блокировать свои
мысли так, что прочитать их у меня не получится. Со своей стороны, я ожидала,
что мои мысли тоже блокируются за счет приема В-17, иначе мне пришлось бы
несладко. Действительно проходя мимо моего укрытия, дама как-то беспокойно
повела головой – видимо, тоже услышала гудение моей глушилки, но не поверила
своим ощущениям. На всякий случай я срочно стала думать о желтых листиках и
белочках в Сосновском парке, пока дама не удалилась на достаточное расстояние в
направлении автобусной остановки.
Я осторожно двинулась следом, используя кусты, как
прикрытие. Дама села в подошедший автобус. Я еле успела за ней, надеясь, что
дама не обратит на меня внимание: автобус был полон, мы находились далеко друг
от друга.
В автобусе я чуть не оглохла от навалившихся на меня со всех
сторон обрывков чужих мыслей – по большей части совершенно примитивных и
неинтересных. Кроме того, я должна была еще следить, не выйдет ли дама из
автобуса, но, как и большинство пассажиров, она ехала до метро.
Скажу сразу, по части сыска я многих могу заткнуть за пояс,
потому что следила я за своим объектом виртуозно, и даже, как в лучших
традициях советского детектива, спряталась за развернутый газетный лист, проделав
в нем дырочку для наблюдения. В вагоне метро мы с дамой уселись каждая в своем
углу, поскольку народу было немного. Я с интересом прослушала мысли своей
соседки справа – вульгарной ненатуральной блондинки, которая размышляла о своей
личной жизни, употребляя сочную смесь из терминологии героинь телесериалов и
некоторых непечатных оборотов великого и могучего русского языка. Затем я
ненадолго переключилась на мысли сидевшего напротив пожилого седовласого
господина абсолютно профессорского вида, который меланхолично поглядывал на мою
соседку и примерно в тех же терминах обдумывал все то, что бы он сделал с ней,
оставшись по счастливой случайности вдвоем на необитаемом острове.
