– Что со мной было? Я спал или был в обмороке?
– Вы что – действительно ничего не помните? –
теперь уже я смотрела на него строго и с некоторым недоверием.
Все же у меня в голове до конца не укладывалось, что человек
может ходить, действовать, даже работать за компьютером – и при этом не
сознавать своих действий и не помнить о них через полчаса.
– Совершенно ничего не помню, – растерянно
проговорил Эрик.
Я подробно рассказала, что он делал и как себя вел. Услышав,
что он напечатал на компьютере платежное поручение, Эрик нахмурился.
– Совершенно не понимаю, как такое возможно? Может, я
бессознательно повторяю те действия, что делаю иногда в течение дня? Но обычно
платежки печатаю не я, а бухгалтер… Особенно странно то, что я потом сжег лист…
А вы не запомнили, что там было, в этой платежке?
– Уж извините. Не помню. Я с такими бумагами дела
никогда не имела, скажите спасибо, что запомнила вообще, как этот документ
называется.
– Да, действительно, я требую невозможного, – мне
показалось, что Эрик произнес это предложение снисходительным тоном.
Я тут же разозлилась, такой уж у меня характер. Подумаешь,
не разбираюсь я в бухгалтерских документах! Почему надо сразу считать меня
неполноценным человеком?
– Видите ли, – начала я неестественно
спокойно, – сфера моей деятельности лежит достаточно далеко от всяческих
платежных поручений. Может быть, удобнее всего вам было пригласить своего
бухгалтера, она бы сразу определила, что к чему.
– Бухгалтер у меня не она, а он, – ответил Эрик
тоже очень спокойно. – А в какой сфере деятельности лежат ваши интересы?
Злость моя прошла, и я рассказала ему про Бельмона. Никому
из мужей и вообще из всех знакомых не рассказывала, а ему рассказала. Не
представляю, зачем я это сделала. А потом Эрик рассказал мне, что он – представитель
в России одной очень крупной немецкой компании, что хозяин компании –
замечательный человек и его, Эрика, друг. Он немолод, овдовел несколько лет
назад и на старости лет, когда до встречи с Богом, как он сам выражается,
осталось уже немного времени, решил заняться благотворительностью. Он основал в
Германии благотворительный фонд имени Ульриха Майера, а здесь в России
находится отделение этого фонда, которое он, Эрик, возглавляет.
– А кто такой Ульрих Майер? – вклинилась я.
– Это немецкий врач начала века, крупный онколог.
У меня на языке вертелось множество вопросов, но что-то
заставило меня замолчать.
Эрик походил по комнате, выглядел он очень обеспокоенным.
– Послушайте, с моей стороны это полнейшее свинство, но
не могли бы вы завтра снова повторить этот эксперимент?
– Что? – я вскочила на ноги. – Вы не шутите?
Вы считаете, что каждый день печатаете одно и тоже платежное поручение?
Эрик выглядел смущенным и растерянным, но смотрел твердо:
– Надо выяснить с этим раз и навсегда! Я внезапно
подумала, каких трудов ему стоит обращаться ко мне с такой просьбой, и
согласилась.
– Тогда… вы уж постарайтесь запомнить, что же я там
печатаю… содержание документа. Хотя, конечно, маловероятно, что я в
бессознательном состоянии делаю нечто разумное, а тем более – одно и то же.
Черт, как некстати все! – Он вскочил на ноги и схватился за голову.
– Неприятности всегда некстати, – осторожно
сказала я, – от них не застрахуешься.
– Вы думаете?
– Точно знаю. Так что не мучайте себя бесполезными
догадками, давайте лучше пить чай.
Опять я раскрыла тетрадку Валентина Сергеевича. Так,
написано, что синий «форд» следил за ним еще раньше, до аварии. И потом
Валентин Сергеевич видел его из окна. Какая-то преступная группа его
преследовала, очень детально описан главарь – длинные волосы, близко посаженные
глаза… Не сказано только из-за чего бандитам преследовать приличного человека,
академика… Никогда он ни в каком криминале не был замешан, уж в этом я уверена.
Дальше про маму, это мы сейчас пропустим и вот, единственное
предложение, «Им никогда не найти…». Не найти чего?
Все, хватит прятать голову под крыло. Про синий «форд» – все
правда, видела я вчера и синий «форд», и таинственного Дж. М. «Дом, который
построил Джек» – тоже существует.
Что там дальше в стишке?
«А вот человек одинокий и старый» – был человек, это
Валентин Сергеевич; «Который гуляет с псом этим парой», – все верно,
гуляли они; «Который совсем не имеет хвоста», – уж это точно, с хвостом у
Горация сложно. И ведь Валентин Сергеевич нарочно нарисовал Горация, чтобы у
того, кто будет читать тетрадку, не возникли сомнения.
Что там дальше? «Пес по характеру очень неробкий», –
это уж хозяин польстил любимому ротвейлеру. «Интересуется желтой коробкой, в
которой страница, которая в темном чулане хранится, в доме, который построил
Джек».
Все ясно и точно указано. Стало быть, завтра идем с Горацием
в тот дом. И если в чулане ничего нет, то я выброшу из головы синий «форд» и
его итальянского водителя с большим удовольствием!
Мы с Горацием скорым шагом целеустремленно направлялись к
окраине парка, к дому, который построил Джек. Я была предельно собранна, и шла,
зорко поглядывая по сторонам. С одной стороны, мне было страшно – а вдруг все
опасения Валентина Сергеевича окажутся правдой, и теперь бандиты станут преследовать
меня. А с другой – я собиралась влезть хоть и в старый дом, но все же это была
чья-то частная собственность, окруженная забором, и если кто-то увидит, то
будет неудобно, еще и в милицию попадешь, чего доброго.
Вот он, этот дом. Я прошла вдоль забора. Дом был явно
необитаем, но на крыльце сидела чумазая дворняжка с видом собственницы. Если
какая-то бездомная сучка ощенилась в подвале, то она ни за что не подпустит
меня к дому, такой лай поднимет. Как-то мне было очень неуютно в такой ранний
час в пустынном парке, и я было решила бросить свою затею и повернуть к дому,
как вдруг старый греховодник Гораций заметил дворняжку и рванул вдоль забора в
поисках дыры. От неожиданности я выпустила поводок, и Гораций просочился в
дыру, которую он мигом отыскал в заборе, движимый сексуальным зовом. Старый
развратник! Доска держалась на одном ржавом гвозде, так что я тоже пролезла в
дыру, не могла же я без боя уступить своего Горация этой грязной потаскухе!
За забором было именно то, что и должно было быть: неимоверно
разросшийся бурьян, крапива, репейники, куча всякого мусора, спинка от ржавой
железной кровати, ломаные ящики… Сам дом выглядел уныло и заброшенно, хотя и не
очень пострадал от бега времени: видимо, выстроен был на совесть. Окна и двери
были заколочены досками, крыльцо заросло травой.
Дворняжка, однако, приняла Горация довольно нелюбезно. Она
рычала, лаяла и даже пыталась кусаться. Щенков не было слышно, так что я
отнесла ее рычанье за счет антипатии к Горацию и очень за него обиделась. Я
даже хотела пообещать ему, что познакомлю с хорошенькой ротвейлершей из
соседнего дома, как вдруг дворняжка припустила в парк, и мой охломон потрусил
за ней. Никакого чувства собственного достоинства! Я пошла вокруг дома,
постоянно подзывая пса. Дворняга лаяла где-то впереди, но Горациева басистого
лая не было слышно, это говорило о том, что он проявил гордость и не побежал за
ней. Завернув за угол, я услышала знакомое негромкое ворчание.
