– Постойте, – сказал вдруг Эрик с видом человека,
бросающегося в холодную воду; видно было, что ему трудно решиться, но,
решившись, он уже пойдет до конца. – Постойте, Лариса. Я хочу вас
попросить… Только, пожалуйста, не думайте, что я выискиваю повод заставить вас
задержаться в своей квартире…
Я удивленно на него уставилась.
– Я и не думаю. Чего мне бояться идти в чужую квартиру,
я же далеко не девочка…
Видно было, что Эрик необычайно волнуется. Он продолжал:
– Дело в том, что со мной… происходит что-то странное.
Каждый вечер в это время у меня начинает болеть голова. Даже не то, что болеть,
скорее, ее чем-то сдавливает и обволакивает… такое ощущение, что в нее
внедряется что-то чужое…
Я вылупила на него глаза и подавила в себе желание кинуться
к двери. Он был такой беспокойный, что находиться с ним в одной квартире мне
показалось опасным. Но я опомнилась и постаралась успокоиться. Не буйный же он,
в самом деле! В крайнем случае, буду орать.
– Вот и сейчас, – продолжал Эрик, не замечая моих
вытаращенных глаз, – начинается то же самое. Это происходит после моего
прихода домой, через некоторое время… Потом я прихожу в себя, а на часах уже
полвосьмого. Что я делал в течение целого часа, я не представляю. Скорее всего,
я просто был без сознания, но в комнате попахивало дымом. Я не понимаю, что со
мной происходит… Простите, конечно, это невероятное нахальство с моей стороны,
но не могли бы вы… побыть со мной в течение часа и понаблюдать, что же все-таки
со мной происходит?
Я с любопытством смотрела на него. Страх мой прошел, хоть
все это было очень странно. Ясно одно: у него нет ни одного близкого человека,
раз с такой деликатной просьбой он обратился ко мне – совершенно посторонней
женщине. Хотя… возможно, он перенес на меня свою симпатию к Валентину
Сергеевичу? Естественно, к Валентину-то Сергеевичу он бы обратился обязательно,
раз они находились в дружеских отношениях, Валентин Сергеевич вообще умел
расположить к себе человека. Но с другой стороны, насколько я знаю, друзей
Валентин Сергеевич выбирал осмотрительно. Так что уж если он проводил время с
Эриком, то я смело могу считать последнего порядочным человеком.
Внезапно лицо Эрика залилось краской стыда, и он с
несвойственной горячностью произнес:
– Простите, что я предлагаю… Это немыслимо. Может быть,
в бессознательном состоянии я становлюсь агрессивен. Как я могу подвергать вас
такому риску. Это была явная глупость, – и он отвернулся.
– Глупости! – сердито воскликнула я. – Это
как раз сейчас вы говорите глупости.
Я не верю, что вы можете быть опасны, потому что иначе вы бы
ломали вещи, били посуду… Скорее всего, это просто обморок от переутомления.
Так что не волнуйтесь. Я просто посижу с вами, заварю кофе… Или лучше чай –
кофе вас еще больше возбудит. А потом мы с вами этот чай выпьем, и я вам
расскажу, что вы спокойно просидели целый час в кресле. Я уверена.
– Правда? – с надеждой спросил Эрик. – Но все
же я опасаюсь…
– Никакой опасности нет, я в этом не сомневаюсь, –
твердо ответила я.
Честно говоря, в глубине души, я была далеко не так уверена
в этом, как старалась показать. Хотя Эрик мне стал симпатичен после того, как я
узнала, что он дружил с Валентином Сергеевичем, но кто его знает – не выдумал
ли он всю историю… Странные какие-то провалы в памяти. Но с другой стороны, вот
мои мужья, например, тоже думают, что у меня крыша не на месте, потому что я
целыми днями якобы торчу дома и ничего не делаю, а ведь моему поведению есть
самое простое объяснение. Так что я прониклась к Эрику сочувствием и даже
состраданием. Кстати, эти качества тоже раньше не входили в список моих
достоинств.
Раз уж я дала обещание побыть с Эриком в его квартире, назад
ходу не было. Перекрестившись в душе, я вошла в гостиную. Комната произвела на
меня приятное впечатление. Хотя она была достаточно стандартно, точнее
«евростандартно» обставлена и отделана, но во всем чувствовался хороший вкус –
светло-бежевые стены перекликались с золотисто-коричневыми шторами и обивкой
мебели, с мягким коричневым ковром. Но лицо этой квартире придавали
великолепные фотографии, которыми были увешаны стены – фотографии животных,
особенно собак. Я увлеклась разглядыванием этих мастерски сделанных снимков и
на какое-то время забыла, для чего вообще пришла. Оглянувшись на Эрика, чтобы
спросить, – он ли автор этих снимков, я испугалась.
Эрик стоял посреди комнаты с видом манекена. Лицо его было
удивительно бледно и не выражало абсолютно ничего. С живым человеком так не
бывает – его лицо всегда выразительно, на нем отражается целый ряд чувств и
ощущений, переходящих одно в другое, непрерывно меняющихся. Лицо Эрика можно
было сравнить только с маской. Он стоял совершенно неподвижно в течение,
вероятно, минуты или двух, а затем пришел в движение не как нормальный живой
человек, а как заводная кукла. Он подошел к письменному столу, сел в кресло,
включил компьют??р. Я тихонько подкралась к нему сзади и стала наблюдать через
плечо. У меня было странное чувство – быть может, Эрик просто меня разыгрывает?
Трудно поверить, что человек может работать за компьютером в бессознательном
состоянии, однако его лицо было таким же неживым и лишенным выражения, а
движения механическими, как у робота.
Я человек, равнодушный к техническому прогрессу. Нет,
разумеется, мне нравятся электрический чайник, кофеварка и стиральная машина
«Сименс», я считаю, что они очень облегчают жизнь. Но стремления все время
переделывать свою жизнь по новому, я не испытываю. Например, я не могу понять,
как можно ночами проводить время, гуляя по интернету. Мне возражают, что интернет
дает возможность общаться практически с любым человеком земного шара. Но я
совершенно не хочу общаться с любым. Что я ему скажу? Привет, меня зовут
так-то? И это называется общение… Но, разумеется, это мое личное мнение, я
никому его не навязываю. Так что компьютер я использую как пишущую машинку, чем
очень был недоволен в свое время мой третий муж Олег. Он утверждал, что я
уподобляюсь пещерной женщине, которая толчет корешки точными инструментами,
похищенными ее мужем с корабля инопланетян, вместо того чтобы использовать эти
инструменты по назначению. На что я отвечала, что пещерной женщине нужно толочь
корешки, остальное ее не интересует. Так и мне, нужно печатать переводы, а
остальные возможности компьютера меня мало трогают.
Так что в случае с Эриком я могла только определить, что он
запустил бухгалтерскую программу. Он сформировал на экране какой-то документ и
направил его на печать. Склонившись на ним, я прочла: «Платежное требование».
Эрик взял лист, положил его в пепельницу, щелкнул зажигалкой. Когда листок
догорел, он встал и с пепельницей в руке пошел на кухню. Движения его были
такими же механическими. Он открыл кран, смыл пепел в раковину и отнес
пепельницу обратно на письменный стол. Поставив ее на место, Эрик откинулся в
кресле и закрыл глаза.
Я тихонько переступила с ноги на ногу, потому что раньше
боялась даже пошевелиться, потом на цыпочках отошла от письменного стола и
присела на диван. Минут через десять лицо Эрика порозовело, он потянулся и
открыл глаза. В первый момент глаза его были затуманены пеленой, и он улыбнулся
мне по-хорошему, как близкий друг или даже не друг, а больше… И только я
захотела улыбнуться ему в ответ, потому что невозможно было не ответить на его
улыбку, как Эрик, очевидно, окончательно пришел в себя и посмотрел на меня
строго.
