Это был мягкий домашний тапок.
— Виталий… — недоуменно проговорила Катя,
потянувшись к мужу. — Что с тобой?!
— Что со мной? — Муж повернулся к ней, шагнул
навстречу, широко распахнул руки для объятия. — Ты еще спрашиваешь! Я
места себе не находил! Ведь я думал… я думал, что ты… что тебя… что я больше
тебя не увижу!
Он сделал еще шаг к ней — одна нога, босая, ступала
неуверенно, как по воде. Руки потянулись к Кате, он обхватил ее, прижал к себе,
зарылся лицом в ее волосы…
— Ты просто не представляешь, что я пережил… —
бормотал он в шею за ухом, в нежную, жарко пульсирующую ямку. — Ты не
представляешь, малыш…
Катя хотела возразить ему, хотела сказать, что это она
пережила настоящий ад… Но сухие горячие губы щекотали ее кожу с такой щемящей
лаской, что она забыла все свои заготовленные слова, забыла все перенесенные
ужасы и несчастья.
Остались только двое — она и Виталий, ее Виталий, ее
единственный мужчина… А потом не осталось никого, все растворилось в облаке
бесконечной нежности.
— И что, это все всерьез, или так — пустые
угрозы? — проговорила Татьяна, сочувственно взглянув на Стаса.
Машина миновала пункт охраны и выехала на шоссе.
— К завтрему отойдет, — отозвался Стас довольно
спокойно.
Этот простонародный оборот как-то снизил его строгий образ и
разрядил обстановку. Взгляд Стаса смягчился, он покосился на девушку и
продолжил:
— Знаешь, если бы я каждый хозяйский взбрык принимал
всерьез… давно бы поменял работу. Хотя, признаться, иногда все это
действительно достает… Тебя куда подвезти?
— Ну хоть до города. Метро уже открылось…
— Да брось ты, я могу тебя обратно доставить, туда,
откуда забрал…
— Ну спасибо…
На какое-то время в машине установилась тишина.
— Значит, она все-таки правда богатая… —
пробормотала Татьяна после долгой паузы. — Дом обалденный… а я вообще-то
думала, что она подвирает…
— А ты вообще как в это впуталась? —
поинтересовался Стас.
— Послали меня с букетом в один такой загородный дом…
вроде этого. Я приехала, пока искала нужный дом, иду по улице, смотрю, шпана к
женщине пристает… ну, думаю, гады… и вступилась. Понимаешь, ненавижу подонков…
— Сколько их было? — заинтересовался Стас.
— Да сколько… — Татьяна задумалась, начала
загибать пальцы. — Да человека три-четыре…
— И что, ты их одна раскидала? — Стас посмотрел на
нее с большим интересом.
— Ну да. — Татьяна пожала плечами. — Да они
полные ублюдки, ничего не умеют!
— А ты что умеешь? Дзюдо? Карате?
— Айкидо, — равнодушно сообщила Татьяна, —
третий дан…
— Ничего, — одобрил Стас. — Тебе работа,
случайно, не нужна?
— Я так поняла, что ты сейчас сам безработный.
— Ну, это временно… в общем, если надумаешь —
звони! — И он протянул девушке свою визитку.
На этот раз, проснувшись, Катя сразу открыла глаза.
Ей хотелось убедиться, что она дома, в своей собственной,
любимой спальне…
Она действительно была дома.
Огромная, удивительно удобная кровать, шелковые простыни,
японская гравюра на стене, которую привез Виталий из Токио. Катя очень любила
разглядывать перед сном эту гравюру — изящные японки в разноцветных кимоно
спешили куда-то под дождем, кокетливо подбирая край одежды, переступая
деревянными подошвами… Разглядывая гравюру, Катя плавно перетекала в сон, и сны
к ней приходили красивые, с восточным колоритом.
Она была дома, в своей спальне.
Может быть, все вчерашние приключения ей просто приснились?
Сейчас все это казалось ей таким далеким, нереальным…
Катя повернулась на бок, чтобы посмотреть на Виталия…
Но его не было рядом с ней. Наверное, он тихонько встал,
чтобы не беспокоить ее, и ушел в бассейн. Утреннее купание давало ему заряд бодрости
на весь день.
Шелковая простыня еще хранила форму его тела, подушка — его
запах… Катя перекатилась на место мужа, погрузилась лицом в подушку и замерла,
впитывая такой знакомый, такой любимый аромат Mistrale de Grasse.
Нет, надо встать, надо приготовить мужу завтрак… ему это
будет приятно…
Неожиданно дверь спальни распахнулась, на пороге появился
Виталик в белом махровом халате. Он катил перед собой столик — кофе,
свежевыжатый сок, омлет, хрустящие круассаны…
— Просыпайся, лежебока! Завтрак готов!
— Ой! — вскрикнула Катя, прячась в одеяла. —
Как неудобно! Это я должна приносить тебе завтрак! Ведь ты уходишь на работу…
— Ты еще будешь делать это тысячи раз, —
проговорил Виталик удивительно серьезным голосом и присел на край
постели. — А сегодня это сделаю я… после того, что тебе вчера пришлось
перенести, ты должна отдохнуть…
Значит, ей ничего не приснилось. Значит, вчерашний день,
который так хотелось бы вычеркнуть из памяти, действительно был. Были те
страшные люди, которые запихнули ее в багажник и чудом не убили в лесу. Были те
подонки в поселке Вяжищи.
Была та мертвая темноволосая девчонка, которая лежала на
шоссе в Катиной куртке.
И труп Светы Новиковой, распростертый на тротуаре.
И задушенная горничная Анжела в кладовке маленького
полуночного отеля.
Виталик почувствовал перемену в ее настроении, наклонился,
нашел губами пульсирующую ямку за ухом…
И снова все остальное отступило, сделалось не важным, не
существенным.
Только сухие горячие губы, только они двое во всем мире —
она и Виталий, ее Виталий, ее единственный мужчина. Только облако бесконечной
нежности.
И вдруг на прикроватной тумбочке зазвонил телефон.
Катя не хотела слышать этот назойливый звук, не хотела
допускать его в свое сознание. Ей было так хорошо, так тепло и спокойно, ей
никто, совершенно никто не был сейчас нужен. Никто, кроме Виталия.
Но телефон звонил не умолкая.
Он звонил долго, настойчиво, неотвязно.
Наконец Катя не выдержала и протянула руку.
— Неверова Екатерина Антоновна? — осведомился в
трубке сухой официальный голос.
— Да, я вас слушаю… — ответила Катя, спускаясь с
небес на землю.
— Попрошу вас прибыть сегодня к следователю
Сергачеву, — проговорил ее собеседник, — для дачи показаний. Иметь
при себе паспорт.
Он назвал время и адрес и повесил трубку.
Настроение у Кати резко испортилось.
На нее снова накатили воспоминания о вчерашних событиях.
