– Как зовут свидетеля?
– Кап Капыч, – с готовностью ответила я, потом
увидела насмешку в глазах Слезкина и поправилась: – Петр Капитонов, мой коллега‑журналист.
Капитан Слезкин вполголоса пробормотал все, что он думает о
журналистах. Я сделала вид, что не слышала, и попросила у подполковника стакан
воды. Пока я пила воду маленькими глотками, Слезкин вышел и вернулся с каким‑то
мужчиной, у которого были очень испуганные глаза. Я сразу поняла, что это
Березкин.
– Гражданка Петухова, повторите ваше заявление.
Я заявила, что некто, представившийся Березкиным, звонил мне
вчера в редакцию и назначил встречу в квартире на Седьмой Советской. Березкин
обреченным голосом ответил, что он мне не звонил. Голос его был не похож на
голос звонившего, о чем я не преминула сообщить подполковнику Пеночкину.
– Увести! – распорядился он насчет Березкина и
поглядел на меня очень серьезно.
– Я плохо о вас думал. Я считал, что у вас совсем
отсутствуют тормоза, но оказалось, что здравый смысл все же у вас есть. Все это
– грандиозная подстава. Некто звонит вам и представляется Березкиным. Вы
приходите на квартиру, которую он снимает под собственным именем, после чего в
квартиру по вызову приезжает милиция и находит ваш труп. Все очень логично: вы
раздули кампанию против Березкина и за это он вас убил.
– Ой! – вскрикнула я, воочию представив себе такую
картину.
– Но у вас хватило ума не соваться в ту
квартиру, – продолжал подполковник Пеночкин, – с чем вас и
поздравляю.
– А кого же они тогда убили? – слабым голосом
спросила я.
– Кто «они»? – сурово осведомился подполковник.
– Не знаю, – прошептала я, не могла же я назвать
ему Петра Ильича, он решит, что я помешалась от страха!
– Вот, поглядите на фото. – Пеночкин разложил
передо мной снимки.
Женское неживое лицо с чуть раскосыми глазами, красивое даже
в смерти…
– Ой! – закричала я и вскочила, опрокинув
стул. – А я же ее видела! Видела в кафе, перед тем, как умер Ахтырский, и
тогда, на лестнице, когда шла в квартиру к Лике!
– Вы уверены?
– У меня очень хорошая память на лица, это
профессиональное, – уверила я подполковника.
– Ладно, мы тут по своим каналам разберемся, –
пробормотал он, – а вы пока можете быть свободны…
На улице я хотела позвонить Никите, но потом решила этого не
делать. Он страшно разволнуется за меня и вообще запрет в своей квартире, мне
же нужно было проследить за Петром Ильичей. Страх куда‑то прошел, я
чувствовала, что дело идет к финалу всей истории. Каким он будет, этот финал,
кто победит, оставалось неясным.
Я спешила к дому, когда за моей спиной раздался негромкий
голос:
– Саша, постойте!
Обернувшись, я увидела Петра Ильича. Он догонял меня, тяжело
дыша и держась за сердце, в общем, изо всех сил изображая старческую немощь.
– Саша, постойте! – повторил он, преодолевая
одышку. – Мне вас не догнать, возраст, знаете ли…
– Здрассте! – буркнула я. – Давно не
виделись…
Видимо, на моем лице отразилось все, что я думала о нем
самом и о его возрасте, потому что он резко перестал задыхаться и сказал
спокойно, решительным голосом:
– Зайдем на минутку в кафе, нам с вами есть о чем
поговорить.
Я оглянулась. Мы стояли возле входа в одну из недавно
открывшихся кофеен с приятным современном интерьером и большим выбором сортов
кофе – от простого эспрессо до изысканных латиноамериканских смесей. Что‑то
слишком много кофе я пью в последнее время, как бы здоровью не повредить…
Захотелось послать старика подальше, но потом у меня
возникла интересная мысль, и я, кивнув, шагнула к дверям кофейни.
– Возьмите мне кофе по‑венски, – капризным
тоном сказала я Петру Ильичу и села за угловой столик.
Пока он возле стойки делал заказ, я открыла свою сумку и,
делая вид, что роюсь в косметичке, включила служебный диктофон.
Петр Ильич вернулся к столику, откинулся на спинку стула и
уставился на меня, иронично прищурившись.
– Мне кажется, Сашенька, – начал он, немного
помолчав, – вы себе напридумывали каких‑то ужасов…
Ого, это интересно! Оказывается, старый негодяй что‑то
пронюхал и забеспокоился. Откуда он узнал, что я кое‑что узнала?
– А мне кажется, – ответила я ему в тон, –
что я ничего не выдумала. По‑моему, в нашем с вами случае
действительность покруче любой выдумки.
– Неужели? – Петр Ильич издевательски
усмехнулся. – А мне кажется, у вас просто очень богатая фантазия. Я всего
лишь пожилой человек, которому очень нравится ваша очаровательная матушка, а
также небезразлична и ваша судьба…
– А так же судьба Новоапраксинского химического
комбината, – продолжила я его фразу.
Честное слово, Петр Ильич чуть заметно вздрогнул. Я это
заметила, но диктофон, к сожалению, таких нюансов не фиксирует, а Петр Ильич
совершенно справился со своим волнением и спокойно ответил:
– Понятия не имею, о чем вы говорите!
Я надеялась спровоцировать его на признание в причастности к
творящимся вокруг криминальным событиям и записать это признание на магнитофон,
но старый хитрец выворачивался из моих, рук, как угорь.
– Может быть, вы вообще никогда не были в
Новоапраксино?
Петр Ильич пожал плечами и абсолютно равнодушно ответил:
– Кажется, я слышал это название… но и только.
– Но вас там видели! – пошла я на очевидный блеф.
– Людям свойственно ошибаться, – старик снова
пожал плечами, – тем более что внешность у меня самая заурядная,
перепутать с кем‑нибудь ничего не стоит. И вообще, Сашенька, что у вас за
мания, вы как будто пытаетесь меня в чем‑то уличить… Неужели вы считаете
меня своим врагом? Честное слово, я желаю вам только добра!
Да, в особенности вы желали мне добра, когда пытались
заманить на Седьмую Советскую. Кстати, вы правы относительно своей заурядной
внешности, вас на самом деле нетрудно с кем‑нибудь перепутать, но вот у
той девушки, которая была убита в квартире Березкина, внешность запоминающаяся.
Ее не спутаешь ни с кем! И я вспомнила, что видела ее дважды: за несколько
минут до смерти Ахтырского в кафе «Марко Поло» и через четверть часа после
убийства Лики Кондратенко – в ее подъезде. Интересное хобби было у покойной –
ее так и тянуло к чужой смерти! Да только вот и своя не заставила долго ждать…
Я вам скажу, Петр Ильич, при таком хобби нельзя иметь запоминающуюся внешность!
Я здорово разозлилась и выпалила свой монолог, пожалуй,
слишком громко и темпераментно, так что на нас начали оглядываться из‑за
соседних столиков, но меня больше интересовала реакция собеседника, и я не
сводила глаз с его лица. Надо сказать, во взгляде Петра Ильича на какое‑то
время появилась растерянность, кажется, он не ждал от меня такой догадливости.
Еще бы, он‑то был уверен, что я полная дура и никогда не смогу мыслить
самостоятельно. Однако потом в его глазах что‑то изменилась, он бросил мимолетный
взгляд на часы и явно успокоился, приняв какое‑то решение.
