А действительно ли «Домовенок» выиграл этот тендер, то есть
закрытый аукцион на право проведения сделки, – это большой вопрос. На то
этот тендер и закрытый, чтобы можно было втихую подтасовать его результаты и
объявить победителем того, кто тебе больше заплатил. Тем более что агентство
«Домовенок» – маленькое, незначительное даже по словам собственного директора,
и выиграть реальный конкурс у крупных солидных фирм оно вряд ли смогло бы.
Третий документ в моей коллекции, фактически не имеющий
отношения к махинациям с недвижимостью, играет тем не менее очень важную роль.
На нем стоит та же подпись, что и на первых двух, но на этот раз подпись
расшифрована, то есть автор первых двух документов назван по имени и по
должности: заместитель председателя КУГИ А. И. Березкин.
– Александр Иванович, или Алексей Ильич, или Аристарх
Ипполитович – выяснить не представляет труда, поскольку должность названа, и
вряд ли этих заместителей много, – проговорил Мишка, словно прочитал мои
мысли.
Однако удивлению моему не было предела: из этих трех бумаг
совершенно отчетливо явствовало, что «Домовенок» самым непосредственным образом
причастен к. махинациям с недвижимостью, как я и заявляла в своих прежних
статьях.
– Значит, я совершенно права, и незачем обвинять себя в
смерти человека, – вздохнула я.
– А я о чем? – подхватил Мишка. – Тем более,
результаты вскрытия какие‑то двусмысленные…
– Но ведь Ахтырский пришел ко мне на встречу именно для
того, чтобы продемонстрировать свою невиновность, непричастность к спекуляциям
объектами нежилого фонда, – тянула я.
Я вспомнила его последние слова: «Я согласился с вами
встретиться для того, чтобы показать бумаги, достоверно доказывающие, что мое
агентство совершенно непричастно к махинациям».
Но эти бумаги, напротив, доказывают причастность «Домовенка»
к этим махинациям, причем так убедительно, как будто их специально подготовил
кто‑то, весьма заинтересованный потопить агентство.
– Ахтырский боялся, очень боялся, – задумчиво
проговорила я.
– И не зря он боялся, – подхватил Мишка. –
Вон как все обернулось.
– Значит, пока все было шито‑крыто, они проворачивали
свои махинации. А как только вылезла я со своими статьями, агентство
засветилось и органы стали что‑то подозревать. Ахтырский рассудил так:
они‑то там, в КУГИ, как‑нибудь отмажутся, а его подставят, а
возможно, и убьют, чтобы не трепался.
– Раздобыл где‑то компрометирующие документы и
послал к тебе свою девицу, – резюмировал Мишка, – мол, прошу вскрыть
в случае моей смерти. Думал, что раз последняя воля покойного, то ты
обязательно это опубликуешь.
– А разве нет? – Я посмотрела ему в глаза.
– Александра! – укоризненно сказал Мишка. –
Это же… нейтронная бомба! Как же можно вот так сразу это публиковать! Да тебя
начальство городское в три минуты сожрет – и не подавится. Откуда
бумаги? – спросят. Одна девушка дала. – Какая такая девушка, откуда
взялась? Она документы тебе предъявила?
– Нет, – пробормотала я.
– А почему ты ее отпустила? Нужно было вцепиться в нее
как клещ и не отпускать, пока я не приду.
– Да ну тебя, Мишка! Я так растерялась…
– Растерялась она, – проворчал Мишка. –
Значит, так, – он тронул машину с места, – пока про эти бумаги –
молчок. Я поразведаю, как и что. Пройдусь по этому списку помещений, может,
каких знакомых обнаружу, выясню, правда ли, что они получили аренду через
«Домовенка»…
Знакомых у Мишки было полгорода, так что вполне возможно,
что он найдет какую‑нибудь ниточку. На том и порешили.
В отделе сидела одна Гюрза – тихо, как кот в засаде. Мне она
ничего не сказала, а Мишку тут же услала куда‑то с поручением. Мишка
подмигнул мне и вышел.
В квартире Алевтины Ивановны Фадеевой третий час шел обыск.
Понятые: тихий, умеренно пьющий пенсионер Потапов, бывший железнодорожный
контролер, и перезрелая вдова Лапушкина с мелкими обесцвеченными
кудрями, – тосковали и мечтали, чтобы все это поскорее закончилось.
Впрочем, трое сотрудников милиции мечтали о том же самом, в
глубине души поминая недобрым словом всю отечественную журналистику в целом и
корреспондента Александра Кречетова, из‑за которого им пришлось браться
за это гиблое дело, в частности.
Поначалу смерть Фадеевой признали несчастным случаем и
никакого уголовного дела не завели, но после статей в «Невском вестнике» на
стол начальника Управления внутренних дел лег депутатский запрос, и волей‑неволей
пришлось браться за этот дохлый «глухарь».
– Кому эта бабка могла помешать? – тяжело вздыхал
практикант Леня Синичкин, брезгливо перебирая постельное белье покойной,
сложенное аккуратными стопками в ящиках комода. – Денег у нее, судя по
обстановке, не было, должность занимала небольшую…
Старший группы капитан Слезкин в глубине души придерживался
точно такого же мнения, но в целях поддержания в группе дисциплины на
провокационные разговоры не поддавался и продолжал перетряхивать коробки с
крупами и банки с пряностями, не зная, что он, собственно, хочет найти.
Старший лейтенант Мартиросов передвинул в сторону кухонный
стол и поднял с пола обгорелую спичку.
– Посмотри‑ка, Слава, – обратился он к
Слезкину. – Вот что я нашел.
– Ну спичка, – недовольно буркнул капитан, –
тоже мне находка.
– Э, подожди, дорогой. – Мартиросов опустил спичку
в полиэтиленовый пакет и поднял палец, обращая внимание коллег на важность
своих слов: – Женщина она аккуратная, сора и пыли в квартире нет, подметала
само собой каждый день. Значит, спичку уронила незадолго до смерти, раз не
успела замести…
– Ну и что? – Слезкин пожал плечами. – Ну газ
зажигала и… – Он поперхнулся, поняв, что сморозил глупость: плита в квартире
электрическая, и он на нее как раз в эту минуту смотрел.
Пенсионер Потапов вежливо кашлянул, напоминая о своем
существовании, и скромно вступил в разговор:
– Я очень извиняюсь, у нас в тот вечер свет выключался,
минут на сорок, так, может…
– Вот‑вот, – поддержал Слезкин
понятого, – у нас же в протоколе опроса отмечено: света не было в тот
вечер, вот она спички и жгла…
Да? – темпераментно сверкнув темными глазами,
Мартиросов показал на толстую хозяйственную свечку, валявшуюся посреди
кухонного стола. – Что же она свечку не зажгла? Так сорок минут в темноте
и просидела?
Действительно, свеча была неиспользованная, белый кончик
фитиля кокетливо свешивался набок.
– Спичку, значит, зажгла, хотела зажечь свечу, а потом
почему‑то передумала?
– Ах ты, черт! – Слезкин нервно сглотнул.
До него дошел смысл сделанной Мартиросовым находки.
