— А может, мы с вами договоримся, — заныл
Митрич, — оно и быстрее будет, и к взаимной выгоде…
— Может, и договоримся, — сказал покладистый
Синицын. — Все будет зависеть от вашей искренности и готовности
сотрудничать со следствием…
— Мы… это… всегда готовы! — неохотно выдавил из
себя Митрич. — Правда, мужики?
Митрич пользовался в коллективе непререкаемым авторитетом, и
в ответ на его слова последовал дружный хор согласия, как перед тем — такой же
дружный хор возражений. Даже торчащие из мусорного бака ноги Константина
дрыгнули утвердительно.
— Значит, давайте по порядку, — майор Синицын
достал из внутреннего кармана пиджака миниатюрный диктофон и поставил его на
запись. — Значит, пришел к вам незнакомый человек…
— Ну вот, примерно как ты, — начал Митрич. —
Пришел в обед, когда у нас самое настроение культурно отдохнуть. Только он,
понятное дело, не с пустыми руками пришел, пива принес двадцать
бутылочек… — На этом месте Митрич сделал паузу, чтобы майор мог осознать
все моральное превосходство того мужика и собственную низость. — Принес,
значит, пивка и сам с нами сел тут, на ящичках. Как человек, с пониманием, —
Митрич снова сделал паузу. — Сперва, понятное дело, выпили, а потом
перешли к водным процедурам… в том смысле, чтобы поговорить. Ну, он и говорит —
так, мол, и так, работает в банке завхозом, тут, неподалеку. И начальник у него
оченно суровый. Чуть что не так — вплоть до высшей меры. В смысле, до
увольнения. И вот этому начальнику захорошело непременно фасад банка вымыть. То
ли у него день рождения, то ли еще какой праздник — но только чтобы непременно
завтра все было помыто. Ну, я-то, понятное дело, спрашиваю: мы-то чем конкретно
можем помочь? А этот мужик, который завхоз, говорит: дайте, мол, вашу люльку
напрокат. На один всего день. А не то выгонит меня начальник без разговоров, а
у меня дети малые на руках и мать-старушка…
Митрич глубоко вздохнул и развел руками:
— Ну, виноваты! Пожалели человека! Еще и люльку сами на
место установили!
— Что, неужели бесплатно? — недоверчиво
осведомился майор.
— Ну, почти даром, — смущенно признался Митрич, но
глазки его блудливо забегали. — Ты только, мил человек, в тресте
строительном про это не говори!
Он снова тяжело вздохнул и продолжил:
— Вот сколько лет на земле живу, а все никак не
поумнею. Знаю, что нельзя людям верить, — он произнес слово «людям» с
ударением на второй слог, — а все ж таки верю! Наврал ведь тот мужик!
— Как наврал? — переспросил Синицын. —
Неужели денег не дал?
— Ну, это шутишь! — Митрич усмехнулся. — Мы
не какие-нибудь всякие, деньги у него вперед потребовали! Это уж как водится! А
на другой день мы пришли поглядеть, но он фасад-то и не помыл, маленький только
кусочек! И сам больше не появился. Не иначе наврал и про начальника сурового, и
про малых детей, и про мать-старушку. Ну, мы, понятное дело, люльку обратно
отволокли, но все ж таки обидно! Нельзя людям верить, никак нельзя!
— Ладно, — майор понял, что трогательная история
Митрича закончилась. — А как тот мужик выглядел?
— Как выглядел? — переспросил Митрич. —
Обыкновенно выглядел. Как, к примеру, ты.
— То есть что — круглое лицо, голубые глаза, росту небольшого? —
В голосе майора прозвучало недоверие.
— Зачем небольшого? — обиделся Митрич за
незнакомца. — Нормального росту. Все при нем…
— А чем же тогда он на меня похож?
— А кто тебе сказал, что похож? Ничего он на тебя не
похож!
— Но вы же только что сказали — примерно как ты. У меня
это и на магнитофоне записано! — И майор щелкнул ногтем по корпусу
диктофона.
— К примеру, как ты — это разве похож? — Митрич
оглянулся на своих друзей в поисках поддержки. — К примеру, как ты — это
значит, что в пиджаке он был, в рубашке… во всем чистом, а не как мы! Не в
спецухе, краской заляпанной!
— Ну хорошо, — терпение майора было
неистощимо. — А все-таки, какой он был — высокий или не очень, волосы
темные или светлые, глаза, опять же…
— Волосы-то? — Митрич задумался, потом оглянулся
на коллег. — Леха, как тебе показалось — блондин он был али брюнет?
— Блондин, — отозвался один из рабочих.
— Брюнет, — в один голос с ним выпалил другой.
— Ладно, — майор вздохнул. — Ну, поглядите —
может, узнаете его!
Он выложил на ящик целую стопку фотографий. Здесь были все
сотрудники банка мужского пола, а также — на всякий случай — несколько
находящихся во всероссийском розыске преступников.
— Кажись, вот этот… — указал Митрич на одну
фотографию. — А может, вот тот…
Через пять минут с фотографиями ознакомились все члены
бригады, включая Константина Бузыкина, которого ради этого дружными усилиями
выдернули из мусорного бака. Он держался озлобленно, но как-то испуганно и
больше на конфликт не нарывался. При этом от него исходил такой запах, что
остальные строители сторонились его, даже бывалый Митрич держался подальше.
В итоге опознание по фотографиям ничего не дало — все
строители показали на разные снимки, опознав всех без исключения сотрудников
банка (даже покойного Меликханова), а также злостного алиментщика Равиля
Шамилевича Рахатлукумова, находящегося в розыске по заявлениям его семи
брошенных жен.
На Васильевском острове еще сохранились места, где ты словно
выпадаешь из времени. Крошечные, слегка покосившиеся особнячки с колоннами, не
так давно отметившие свое двухсотлетие, громоздкие доходные дома из унылого
темно-красного кирпича, мостовые, вымощенные булыжником, — будто на дворе
не двадцать первый век, а девятнадцатый. Здесь можно снимать исторические
фильмы, не прилагая больших усилий и затрат на создание соответствующего
колорита. Достаточно нарядить прохожих в подходящие костюмы, поставить на углах
городовых, да вместо новеньких «Пежо» и «Мерседесов» пустить по булыжной
мостовой конные экипажи…
Именно в такое место попала я, разыскивая офисный центр
«Кавалергард».
Миновав очередной полуразрушенный особняк, я прошла вдоль
забора, за которым буйно разрослись кусты жасмина и прогуливались
интеллигентные пациенты клиники нервных болезней, свернула за угол… и увидела
суперсовременное здание из стекла и металла, торчавшее в этом захолустном углу
города, как торчит единственный золотой зуб во рту нищей старухи, знававшей
лучшие времена.
Это и был нужный мне офисный центр с претенциозным названием
«Кавалергард».
Перед ним дружной стайкой стояли аккуратные чистенькие
иномарки сотрудников и посетителей: охранник в черной униформе следил, чтобы
местная шпана не причинила урона этому лакированному стаду.
Стеклянные двери разъехались передо мной, и я вошла в
просторный холл центра.
Справа от входа разместился ларек с канцтоварами и печатной
продукцией, слева — кофейный автомат, а прямо, перед лифтами, находилась
хромированная стойка, за которой восседал мужчина средних лет в темном костюме.
Этот человек куда лучше смотрелся бы в защитной форме и сапогах — судя по
всему, это был военный отставник, выполнявший в «Кавалергарде» роль
привратника.
