— Да вы что! — немедленно рассвирепела я. —
Вы соображаете, что говорите? Не самое лучшее время, да у вас вообще времени
нет!
— Ну хорошо, — покорился Карабас и отвел глаза от
кастрюли с самым страдальческим видом. — Я слушаю тебя внимательно…
— Это я вас сейчас буду внимательно слушать, —
проворчала я, — вот скажите, вы про этого… про покойника… что знаете? Кто
он такой, где раньше работал…
— Про покойника? — недоуменно переспросил
Карабас. — Про какого покойника?
Судя по растерянному выражению лица, он только что был где-то
далеко от меня и от этой запущенной квартирки. Неужели до сих пор вспоминает
бывшую жену?
— Про Илью Артуровича Меликханова, — напомнила я с
ангельским терпением. — Вы еще помните такого? Между прочим, вас
разыскивают по подозрению в его убийстве!
— А, ты про Меликханова! — отозвался Антон с
удивлением. — Так ты что, о нем хотела поговорить?
Никак не понять мне этого человека, отчего он вдруг так
обрадовался. Глаза заблестели, улыбается. И между прочим, сейчас, когда помылся
и побрился и взгляд стал не такой затравленный, Антон Степанович показался мне
очень даже ничего.
— Ну о чем же еще нам с вами разговаривать в такое
время и в таком месте. — Я постаралась смягчить резкость своих слов
улыбкой. — Не хочу вам напоминать о неприятном, но все же надо что-то с
этим делом решать. Вы же не можете долго быть в бегах, ведь найдут…
— Точно, — однако он совсем не расстроился, а
продолжал улыбаться и даже придвинулся ко мне поближе, — ну, до того как
прийти к нам, Меликханов два года в Москве работал. В крупном банке. Но
вообще-то он отсюда, из нашего города. А мы еще что-нибудь будем есть? А то
каша стынет…
— Я наелась. И вообще на ночь много есть вредно. А тем
более — посреди ночи. А вы если хотите — сами готовьте, тем более что вам это
не впервой. Только продолжайте рассказывать про Меликханова. Если, конечно,
умеете совмещать два дела.
— Ну ладно… — Антон поставил на горелку кастрюлю
сомнительной чистоты и положил в нее три сардельки. Немного подумал и добавил
еще две.
— На меня не рассчитывайте! — напомнила я.
— Я понял, — кивнул Антон. — Это я для себя…
И тут же, без всякого перехода, он продолжил:
— Прежде чем переехать в Москву, он работал здесь в
фирме… как же она называлась? Ах да — «Посейдон»!
— Что, эта фирма занималась чем-нибудь, связанным с
мореплаванием? Ведь Посейдон — это бог морей!
— С мореплаванием — вряд ли, — проговорил
Антон. — Кажется, какая-то торговая фирма. Хотя, может быть, они
доставляли свои товары морским путем…
— Ну, и что случилось с этим «Посейдоном»? —
нетерпеливо спросила я, почувствовав, что Антон не торопится продолжать свой
рассказ.
— Действительно, была там какая-то история… —
произнес он задумчиво, вылавливая из кастрюли сардельку, — но я, честно
говоря, не в курсе…
Только я хотела продолжить воспитательную работу, как за
стенкой раздался жуткий грохот, потом послышались визг и стоны. Не слишком
сексуальные, обычно человек стонет так от боли.
Я осторожно постучалась в дверь комнаты.
— Ребята, вы живы? Ашотик не переутомился?
— Помогите… — послышался слабый голос блондинки.
Антон неуверенно топтался возле двери, тогда я отодвинула
его и протиснулась в комнату.
Вид, который открылся нам с порога, произвел на меня
неизгладимое впечатление. Кровать рухнула, не выдержав пыла страсти
любвеобильного Ашотика, и погребла в развалинах блондинку. Ашотик, в силу своей
мелкой комплекции, был отброшен ударной волной к окну, где с размаху врезался в
подоконник и, кажется, потерял сознание, поскольку раскинулся в вольготной
позе, не подавая признаков жизни.
Мы с Карабасом тут же поделили обязанности. Я бросилась к
Ашотику, Антон же боязливо шагнул к блондинке.
— Эй, приятель, ты жив? — Я несколько раз шлепнула
Ашотика по щекам. — Давай, скорее возвращайся к своей любимой женщине, ей
помощь нужна.
Ашотик негромко застонал и пошевелился. Я ощупала его
голову, там не было даже шишки, руки-ноги тоже сгибались отлично. Кажется, все
обошлось без серьезных повреждений. Ашотик открыл мутные глаза и пробормотал
что-то на незнакомом языке. Пришлось применить проверенное народное средство —
холодную воду. Пронося полный чайник к окну, я заметила, что Карабас безуспешно
пытается вытащить блондинку из-под обломков кровати. Он схватил ее под мышки и
изо всех сил тянул на себя, а она стонала и отбивалась, прижимаясь к нему,
однако, своими роскошными буферами.
Мне немедленно захотелось опрокинуть на них полный чайник,
однако вода нужна была для Ашота, так что я просто мимоходом пнула ногой Антона
под коленку и сказала, чтобы не маялся дурью, а потихоньку разбирал завал.
Ашотик, облитый водой из чайника, моментально пришел в себя
и задрожал мелкой дрожью. Я прикрыла его одеялом, после чего нам с Карабасом
совместными усилиями удалось выволочь блондинку из-под обломков.
— Выпить бы, — вздохнула блондинка, оказавшаяся
Анютой.
Высосав по две банки пива и закусив нашими сардельками,
сладкая парочка расстелила на полу матрац и устроилась отдохнуть после
пережитых потрясений. Я реквизировала у них подушку и одеяло и ушла в ванную.
Каково же было мое удивление, когда, вернувшись, я увидела, что Карабас разлегся
на кресле, уютно завернувшись в одеяло.
— Эй, Антон Степанович! — Я постучала в широкую
спину. — У вас совесть есть? А мне куда прикажете?
— А ты что, остаешься? — сонно спросил он.
— А куда, интересно, я денусь в два часа ночи? —
удивилась я. — Подвиньтесь!
— В конце концов, это просто неприлично… —
бормотал он, — что подумают люди…
— Какие люди, вы что, рехнулись? — рассердилась я,
но тут с удивлением заметила, что Карабас, оказывается, крепко спит и
разговаривает со мной во сне.
— Люди все знают… — продолжал он, — от них
никуда не деться… Ты думаешь, что удачно скрываешь свои чувства, а она давно
уже тебя вычислила…
— Что я скрываю? Кто меня вычислил? — Я изо всех
сил потрясла Карабаса за плечо.
Он всхрапнул недовольно, но ответил:
— Она, Лидия Петровна… Она видит тебя насквозь, как
рентген… она сказала, что ты влюблена в меня… давно… тайно… и что тебя нужно
пожалеть…
— Та-ак… — протянула я, — стало быть, вы
пожалели и поэтому решили спрятаться у меня в кабинете?
Антон повернулся на бок и захрапел в полную силу, с руладами
и переливами, а мне захотелось как следует огреть его сковородкой. Или облить
кипятком. Такие кровожадные мысли, должно быть, дошли до Карабаса сквозь сон,
он перестал храпеть и обиженно зачмокал губами, как младенец, у которого
отобрали соску. Я выдернула из-под него часть одеяла и тихонько ввинтилась
рядом. Если бы не моя худоба, такой номер никак не прошел бы. В который раз за
последнее время я отметила, что внешность идет мне на пользу, после чего мысли
приняли совершенно другой оборот.
