— Ты когда с хозяином договаривался? — Я
продолжала планомерно развивать наступление. — Я — только что, три тыщи
рублей ему отдала своих, кровных…
Тут я, конечно, малость приврала, потому что деньги были не
мои, а Карабаса. Но это, в конце концов, совершенно не касается Ашотика и его
пышнотелой пассии.
Ашотик опустил свои черные глазки и сделал шаг назад. Но
уперся в свою блондинку — его голова как раз пришлась на уровне ее роскошных
буферов. Очевидно, это придало ему сил, потому что он приложил руку к сердцу и
заговорил горячо и хлопотливо:
— Ну, дорогая, зачэм подсчеты эти? Такой молодой
красывый дэвушка, а все считает! Ты бухгалтер, да? Или ты счетная машина?
Арифмомэтр?
Он сделал паузу, чтобы набрать воздуха, и продолжил:
— Ну, снимал я у Гэны эту квартирку на прошлой неделе,
так? И в принципе договорился, что еще приеду в следующей месяц, так? А тут
случай такой вышел, нэ мог я не приехать, чтобы с любимой жэнщиной лишний раз
повидаться! Ты знаешь, дэвушка, что такое лубовь? — И он выразительно
закатил свои выпуклые черные глаза.
— Ашотик! — грозно заговорила блондинка, и бюст ее
заколыхался в такт речам. — Ты говорил, что эту квартиру на постоянно
снял. А тут вдруг чужая баба обретается, как это понимать?
— Это еще вопрос, кто тут чужой, — процедила
я, — кто тут по-честному, а кто — не пришей кобыле хвост! Давай, Ашотик,
выметайся отсюда по-хорошему, пока я хозяину не позвонила. Очень ему будет
интересно, откуда ты ключ от квартиры взял? Дубликат сделал?
По глазам Ашотика, наполненным черной печалью, я поняла, что
права.
— Ну ты и жук! — восхитилась я. — Решил
деньги за квартиру не платить? Ну Генка тебе устроит… Забирай свою свиноматку и
чтобы я тебя больше никогда не видела!
В принципе девица была ничего себе, со «свиноматкой» я
погорячилась, но она первая начала, нечего было «маринованной селедкой»
обзываться.
— Ашотик! — заорала она. — Твою любимую
женщину оскорбляют, а ты…
— Заткнись! — одновременно приказали мы с
Ашотиком, оглянувшись на входную дверь, откуда раздавались подозрительные звуки
— явно кто-то подслушивал.
И дело было бы на мази, потому что Ашотик, скорбно насупив
густые черные брови, собрался уходить, как вдруг в самый неподходящий момент
распахнулась дверь ванной и на пороге появился Антон Степанович в турецких
трусах и с намыленными щеками.
— Женя! — сказал он. — Поищи там в пакете
бритву…
По ходу дела он разглядел двух непрошеных визитеров и
замолчал на полуслове. Зато Ашотик необычайно приободрился, он подумал, что мы
с Антоном пришли сюда за тем же самым, что и они с девицей, а стало быть, с
нами можно не церемониться. Еще хитрыми своими глазками Ашотик приметил, что я
побаиваюсь соседей и, значит, не стану раздувать скандал.
— Зачэм ссориться? — заговорил Ашотик по-свойски. —
Всэм места хватит! Раз уж так получилось… Нэ идти же на улицу… Время позднэе…
Дэньги я тебе верну, не сомневайся…
— Да вы кто такие? — опомнился Антон.
Затем, сообразив, что кто-то покушается на его полноценный
двенадцатичасовой сон на мягкой кровати, он пришел в ярость и пошел было уже на
Ашотика грудью, но мы с блондинкой оказались на высоте и растащили своих мужчин
по разным углам, как секунданты растаскивают разбушевавшихся боксеров.
— С ума сошел! — зашептала я Карабасу на
ухо. — В милицию захотел? Сиди тихо!
— Нэ надо милиции! — согласился Ашотик. —
Сами разберемся. Значит, вам — кухня, а нам — комната. Ты уж извини,
дорогой, — обратился он к Антону, — но моя любимая жэнщина на той
коечке не поместится. А у тебя худенькая, на любителя, конечно…
Блондинка фыркнула, но, внимая моему грозному взгляду,
вовремя прикусила язык. Карабас хотел есть и пить, поэтому согласился ночевать
на кухне. Чтобы не тащить его среди ночи еще куда-то, я тоже согласилась на
все.
Через пять минут все разбрелись по местам, и в квартире
наступила тишина. Но ненадолго, потому что Ашотик, видно, был не из тех людей,
что тратят время даром, он тут же принялся за дело. Сквозь тонкую стенку
доносились до нас ритмичные скрипы кровати и взвизгивания блондинки. Я с
интересом прислушивалась, Антон же деловито варил суп и гречневую кашу с
грибами. Видя, как он ловко управляется с пакетами, я поняла, что дело это для
него привычное.
Вот странно, думала я, вроде бы Антон Степанович мужчина
видный, опять же, солидный и не бедный, все-таки был управляющим банка, пусть и
небольшого. Ну, допустим, не повезло с первой женой. Но как же его потом-то
никто не подобрал? Живет один, питается бомж-пакетами… как-то это ненормально.
— Я суп очень люблю, — извиняющимся тоном сказал
Карабас, встретив мой взгляд.
Ему бы маминого борща или грибного супа, невольно подумала я
и сообразила, что тоже хочу есть.
Мы похлебали супчика с вермишелью почти по-семейному.
Отставив пустую тарелку, Антон грустно вздохнул и
проговорил:
— Хороший супчик… прямо как домашний!
— Домашнего вы не пробовали! — фыркнула я.
— Ну, жена моя, конечно, готовила не очень… —
признался он после недолгого раздумья, — честно говоря, она совсем не
готовила. Она говорила, что не для того вышла замуж, чтобы все свои лучшие годы
простоять у плиты.
Только этого мне не хватало! Начнет теперь, как все мужики,
жаловаться на жену! И почему он думает, что это меня может интересовать?
Я сама удивилась своему раздражению и решила перевести
разговор на более безопасную тему. Точнее, не столько безопасную, сколько более
насущную.
— Антон Степанович, нужно поговорить…
Но Карабас был поглощен гречневой кашей.
— Куда масло делось? — слышался его голос из
холодильника. — Жень, ты масло не видела, я покупал — сливочное, несоленое…
— Да не брала я вашего масла, вон оно, на верхней
полке!
Антон плюхнул в кастрюлю едва не полпачки, размешал,
попробовал и зажмурился:
— Кашу маслом не испортишь!
— А печень? — поинтересовалась я ядовито.
— С печенью каши не было, — на полном серьезе
сообщил Карабас. — Была только с грибами…
Да он просто помешался на еде! Ладно бы еще правда голодал
месяц в пустыне, а то всего-то денек-другой посидел без горячего! Просто
какое-то патологическое обжорство!
— Антон Степанович, я должна с вами поговорить очень
серьезно! — отчеканила я и отобрала у него кастрюлю с кашей.
Карабас взглянул на меня и тут же притих.
— Может, не надо? — просительно протянул он,
отводя глаза. — Сейчас не самое лучшее время для такого разговора… Как-то
я не готов…
