— Валерочка, это не аферист, это племянник мой,
Антон! — испуганно залепетала тетя Маша. — В гости заглянул…
— А что, если племянник, так, значит, не
аферист? — усмехнулся Валерий. — Племянники — они самые и есть
аферисты! Сперва в гости зайдет, потом поселится, а там, глядишь, на жилплощадь
претендует… вот, к теще Васи Спиридонова племянница приехала из Новохоперска,
вечером зашла — под предлогом чайку попить, потом мосты развели, ночевать
напросилась, а там, глядишь, эта племянница уже прописана и комнату у Васиной
тещи отсудила…
— Я совсем ненадолго… — начал Антон.
Я потянула его за рукав: здесь ему явно ничего не обломится,
этот Валерий насмерть будет стоять на страже своих интересов. Но Антон не понял
моего сигнала и продолжил:
— Мне бы буквально несколько дней перекантоваться… пока
семейные проблемы не утрясу…
— Ах уже несколько дней? — вскинулся
Валерий. — Я так и знал! Так и чувствовал! Ты видишь, Мария, к чему
приводит твоя безответственность? Ты меня огорчила, Мария! Ты впустила этого
своего так называемого племянника, он уже втерся к тебе в доверие, хочет у нас
поселиться, вместе со своими семейными проблемами, — Валерий покосился на
меня, — а там его уже никакими силами не выпроводишь! Он ухудшит наши
жилищные условия! А ты знаешь, Мария, сколько молодых семей распалось по
причине плохих жилищных условий? Так и наша молодая семья распадется, не дожив
даже до первой годовщины!
Эта угроза чрезвычайно испугала тетю Машу. Она отступила в
глубину прихожей и воскликнула:
— Да он вовсе и не племянник мне! Он подруги моей
племянник, Дарьи Семеновны… Не расстраивайтесь, Валерий Анатольевич, я просто
не могу видеть, как вы расстраиваетесь! У меня от этого начинается мигрень и
сердечная аритмия…
— Ах так он еще и не племянник?! — Лицо Валерия, и
без того красное, побагровело, как спелый астраханский помидор. — Так если
он не племянник, что он тогда в нашей квартире делает в такой поздний час? Я,
может, желаю на своей жилплощади культурно пива выпить, и мне совсем
неинтересно при этом наблюдать какую-то постороннюю личность подозрительной
наружности! Ты видишь, неплемянник, что ты мою супругу расстроил? У нее от тебя
алгоритмия началась!
— Он не совсем посторонняя личность, — засмущалась
тетя Маша, разрываясь между родственными чувствами и супружеской
любовью. — Он покойной подруги…
— Вот и пускай идет к этой покойной подруге! —
оборвал ее муж. — Самое место ему на кладбище! И семейные проблемы свои
пускай прихватит, — обернулся Валерий в мою сторону. — А то, вишь,
разохотился на чужую жилплощадь! Еще и с бабой притащился!
— Ты, Валера, в каком общежитии до свадьбы
проживал? — осведомилась я с неожиданной злостью. — Номер четыре, где
маляры-штукатуры?
— Номер шесть, где разнорабочие, — выпалил он от
неожиданности и тут же еще больше разъярился: — А тебе какое дело? Ты ваще кто
такая? Приперлась, понимаешь, в семейный дом и занимается тут, понимаешь,
провокациями! Здесь тебе не тут! Я с тобой и с хахалем твоим быстро разберусь!
Другана моего, Васи Спиридонова, двоюродный брат в милиции служит большим
человеком, он с вами цацкаться не будет! А ну, неплемянник, проваливай отсюда!
— Привет Новохоперску! — ответила я и потащила
упирающегося Антона к выходу.
Дверь за нами с грохотом захлопнулась, Антон медленно брел
вниз по лестнице, переживая поражение.
— Нет, но какой мерзавец! — бормотал он. —
Въехал в квартиру и хозяйничает! А тетя Маша — тоже хороша! Седина в бороду… то
есть в голову…
— Но признайтесь, — с усмешкой проговорила
я, — выглядит она очень неплохо… вы ведь ее не сразу узнали! Сколько ей
лет?
— Сколько? — переспросил Антон и принялся что-то
считать, шевеля губами. — Семьдесят два… или семьдесят три…
— Ну, для этого возраста она выглядит просто
потрясающе! — заверила я Антона. — И тапочки на каблуках! Правда,
думаю, вряд ли эта идиллия продлится долго… но меня, честно говоря, больше
волнует другое — куда же пристроить вас… хотя бы на эту ночь?
Когда до Антона Степановича дошло, что он только что потерял
последнюю надежду на теплую постель и крышу над головой и что вероятнее всего
ему сегодня придется ночевать под мостом, любуясь бледными в это время года
звездами, он сгорбился, опустил голову и зашаркал ногами. Щеки его обвисли, как
у старого сенбернара, он тяжко вздохнул и поглядел на меня очень жалобно.
— Ладно-ладно, еще не все потеряно, — ворчливо
сказала я, — есть у меня запасной вариант. Не точно, конечно, но будем
надеяться на лучшее.
Через сорок минут мы подходили к моему дому.
— Подождете меня в скверике, — обратилась я к
Карабасу не терпящим возражений тоном.
— Да? — огорчился он. — А нельзя мне
ненадолго зайти? Очень душ хочется принять и чаю хорошего выпить, а то у тебя
только из пакетиков, а кофе растворимый…
Я онемела от возмущения. О чем только думает этот тип? Он,
видите ли, хочет зайти! Да не просто так, на минутку, а обосноваться капитально
— чай пить, ванну принимать, а потом захочет лечь спать — надоело в шкафу
корчиться… Вы не поверите, но впервые в жизни я обрадовалась, что у нас полная
квартира народу и не то что свободной комнаты — метра лишнего нету! Страшно
подумать, что было бы, если бы я жила одна — Карабас утвердился бы в моей
квартире без спроса и навсегда. Ведь притащился же он в мой кабинет…
— Антон Степанович, — строго сказала я, —
возьмите себя в руки. Я же говорила, что живу не одна, у нас очень тесно…
По его глазам я поняла, что он впервые об этом слышит. Вот
интересно — я распинаюсь перед ним, а этот тип настолько занят своими
переживаниями, что, наверное, и имени-то моего не помнит… Или все мужчины такие
эгоисты?
У меня, конечно, мало опыта, однако достаточно близко я
наблюдала одного мужчину — сестрицыного Генку. Положа руку на сердце, Карабас,
конечно, не такой противный. Просто расстроен человек свалившимися на него
неприятностями, оттого и ведет себя неадекватно.
— Ладно, — смягчилась я, — в скверике,
пожалуй, не надо ждать — еще привяжутся какие-нибудь подонки, или милиция
захочет документы проверить. Вон там — видите? — круглосуточный
супермаркет, идите туда и погуляйте. Там и кафе есть, кофе вам девушка сварит,
какой хотите. Только никуда не уходите, я скоро.
Он вздохнул тяжело и послушно потопал через дорогу. Я тоже
вздохнула — вот еще навязался на мою голову! Мне бы посидеть спокойно, подумать
насчет этого дела. Теперь я уже точно уверена, что не убивала Меликханова. Все
же не может нормальный человек сделать такое в беспамятстве. Во всяком случае,
раньше со мной такого никогда не случалось. Стало быть, пока я валялась там, в
переговорной, без сознания, кто-то ухлопал нашего шефа, перетащил меня в
сторонку, чтобы не путалась под ногами, потом закрыл окно и вышел. Но почему
его никто не видел? Да потому что вышел он вовсе не в дверь. Он вышел в окно. И
не улетел на летающей тарелке (незачем было Ларисе Ивановне надо мной
издеваться), а спустился вниз на строительной люльке. Я же видела человека в
люльке в тот день, когда произошло убийство.
