В их классе было три Светы: Панина, Гаврилова и Ломова. Панина имела задатки лидера, зычный голос, тяжелую руку и коренастую фигуру. Была бы она постарше, ее бы можно было смело назвать бой-бабой. Мальчики ее не любили за то, что она была слишком громкой и давила своим авторитетом. Но они ее слушались. Ее любили учителя за хорошую успеваемость и за то, что ее можно было использовать, когда нужно было организовать класс. Тогда подзывали Панину, доверительно глядя ей в глаза, ставили задачу, и уже через минуту класс был построен.
Гаврилова была тоже не из робкого десятка и тоже имела луженую глотку, но никто ее не слушался, кроме самых слабых и застенчивых учеников, которые подчинялись ей только из боязни получить от нее по шее, потому что Света была глуповата и училась на двойки. По этой же причине Гаврилова не нравилась учителям. Они единогласно решили, что толку из нее не выйдет, и даже не пытались объяснить ей материал. В классе ее называли Гаврюшей из-за фамилии и внешности: нахальной веснушчатой физиономии и коротко подстриженных волос, которые она начесывала перед каждым уроком, положив на парту карманное зеркало.
Позже, когда они все окончили школу, Томила увидела Гаврюшу на рынке. Она стояла за прилавком и бойко торговала бананами. Развязная бабища с закатанными по локти рукавами какой-то невнятной кофтенки и арбузными грудями, удобно расположившимися на прилавке рядом с товаром. В школе Гаврилова никогда толстой не была, а после школы ее разнесло, и это уже в девятнадцать лет! Тома постеснялась к ней подойти, она поспешила скрыться в толпе, а потом и вовсе ушла с рынка и старалась больше там не появляться. Тома даже не поняла, почему ей не хочется попадаться на глаза однокласснице. Она не в пример Гаврюше расцвела и из невзрачной девочки превратилась в прекрасную девушку: конский хвост блондированных волос, бронзовый загар, хорошая фигура, и сама она – не хухры-мухры – студентка металлургического колледжа. Другая на ее месте не преминула бы прихвастнуть успехами, а вот Томила стушевалась, словно сама была рыночной торговкой с непрезентабельной внешностью.
Ломова была высокой и симпатичной. Она училась на четверки и говорила тихим, даже слишком тихим голосом. Манера говорить у нее была особой – она будто бы не говорила, а шелестела словами, как листвой. Ломова была вредной и не любила Томку, может, из ревности к своей лучшей подруге, которая с Томой тоже дружила, может, еще из-за чего-то, только отношения у них не складывались.
Все три Светланы были «настоящими»: светловолосыми и светлоглазыми, но, несмотря на это, Томила ни с одной из них не смогла поладить. И вообще в последующем ей ни разу не встретилась ни одна Светлана – ни темная, ни светлая, – с которой бы они подружились. Все без исключения Светы были неприятными: одни крикливыми, другие стервозными, третьи грубыми или же обладали гремучей смесью отрицательных качеств, так что выносить их было тяжело. После того как муж Томилы ушел к соседке по даче Светке Сазоновой, она окончательно убедилась, что это имя сволочное.
Самара. Лето прошлого года
В детстве длинные письма Томилы у Ксюши особой радости не вызывали, но она их читала, хоть и не всегда внимательно, больше придавая значения вложенным в конверт календарикам, чем тексту. Почерк у подруги был неровным, с характерным наклоном влево, и от этого чтение ее писем утомляло. Ксюша порой поражалась, откуда у Томки столько мыслей. Она сама, как ни старалась, могла из себя выдавить всего несколько строк типа: «у нас выпал снег» и «вчера ходила в магазин и купила заколку». И то, если только сменилась погода и состоялся поход в магазин. Что-нибудь придумать или рассказать из прошлого Ксюша не могла – у нее для этого дела напрочь отсутствовала фантазия.
Получив недавно весточку из детства в виде короткого сообщения от Томилы на сайте «Одноклассники», Ксюше очень захотелось продолжить с ней переписку. Хотелось читать ее длинные письма и самой писать в ответ такие же длинные. После обмена приветствиями она получила от Томы короткое сообщение с общими фразами – подруга явно с откровениями не торопилась. И тогда Ксюша сама попыталась написать ей нечто душевное, но получилось у нее это едва ли. Как все-таки трудно передать словами все, что накопилось в душе. Особенно если эти слова нужно не произнести, а написать. Эмоций и мыслей много, а строчки – ни одной.
Томкиному сыну восемь лет – уже совсем большой, и его не нужно нянчить. Сам должен уже помогать. И муж, наверное, у нее хороший, работящий, внимательный. Томила всегда была рассудительной, поэтому мужа плохого выбрать не могла. И вообще у нее в жизни все должно быть замечательно, не то что у Ксюши – унылые четыре стены и только работа, работа, работа в этих стенах.
Ксюше представилось, что Томила живет чудесной жизнью. Дом у нее – полная чаша, семья прекрасная. Работа, наверное, увлекательная – ведь Томка была думающей девочкой и, должно быть, с детства знала, кем станет. А город, в котором она живет, – просто сказка. Когда в одиннадцать лет Ксюша впервые его увидела, она была им навсегда околдована. Ей захотелось, если уж самой не удалось жить интересной жизнью, хотя бы понаблюдать за ней. Пусть Тома расскажет о себе, о том, как живет, а она будет читать, разглядывать фотографии и погружаться в ее мир, как в сериал.
Ксюша полезла на антресоли, чтобы достать убранную туда коробку с письмами от Томилы. Она решила их перечитать, но не по горизонтали, как двадцать лет назад, а внимательно. Стопка была разворошена – письма лежали совсем не так, как она их складывала в последний раз, когда муж в приступе ревности их разбросал, – не аккуратно, а абы как. И хронология нарушена. Зачем нужно было еще раз в них копаться? Один раз прочитал, поскандалил – и, казалось бы, на этом все. Или Дима пытался найти новый повод для скандала? Это он может. Искал и не нашел, улыбнулась Ксюша. Спросить бы у него невзначай: что, милый, убедился, что в одиннадцать лет у меня никого не было? Или не стоит – лучше не будить лихо, пока оно тихо. А то мало ли, во что это выльется. Есть темы, которые при Диме поднимать небезопасно. Такой больной мозолью для него является тема Ксюшиных бывших мужчин. Хотя слово «бывший» во множественном числе в случае с Ксюшей было неприменимо – до мужа у нее был всего один роман, и тот закончился быстро и без каких-либо последствий. Но сам факт второго номера позволял Диме постоянно допекать жену ревностью к прошлому, а заодно к настоящему и будущему.
Сейчас Димы не было дома – он, как обычно, пропадал на работе, поэтому, пока Даша спит, можно спокойно перечитать письма Томы.
Она взяла наугад несколько конвертов, от которых повеяло беззаботным детством, когда они носили короткие платья и прыгали во дворе через резинку. Как же давно это было!
Привет, Ксюша!
Вот и к нам пришла весна, но погода пока неустойчивая – то тепло, то холодно. Сегодня я даже ходила без куртки. В мае будет снег. Он у нас каждый год выпадает в начале мая, поэтому теплые вещи я пока не убираю. А еще будет похолодание, когда зацветет черемуха и пойдет лед на Ладоге.
Ненавижу весну за то, что весной нас заставляют ходить на физру в короткой форме. А это футболка и трусы. Трусы в магазинах есть только двух типов: трикотажные фиолетовые и трикотажные черные с красной широкой полоской сбоку. У меня, как у большинства в нашем классе, черные с красной полоской. Я хотела просто черные, без полоски, но их нигде нет, только у одной девочки есть. А еще одна девочка ходит на физру в черных коротких шортиках и не из трикотажа, а из нормальной ткани, которая сидит нормально, а не в облипку, как трикотаж. Поэтому она единственная на физре выглядит как белый человек.
