– Ну, давайте за самолеты, – предложили тост.
– Не, за самолеты уже пили.
– Тогда давайте за танки.
– Почему за танки? Мы же летчики!
– А какая разница!
Раздался глуховатый «дзынь»; выпили, закусили, налили еще.
Антонис одним махом приговорил остатки напитка в своем стакане. Напиток оказался довольно-таки паршивым на вкус, но зато крепким. Как кого зовут, Антонис не знал. Ребята были хорошими, с душой нараспашку. Они обнимали его, как брата, называли Тохой и Греком. После очередного стакана Антонис почувствовал подступающую к горлу рвоту. Он попытался подняться, но тело не слушалось. Антонис с ужасом представил, что сейчас фонтан пищи из его горла загадит всю комнату. Чьи-то проворные руки поставили перед ним таз, а когда он наклонился, извергая в таз содержимое своего желудка, другие руки собрали его длинные волосы в хвост, чтобы они не запачкались. Антониса дотащили до умывальника, и там, как ребенку, умыли лицо, потом проводили до комнаты, разули и уложили в постель.
Позже Антонис узнал своих собутыльников лучше. Простые провинциальные ребята, в большинстве своем из малообеспеченных семей, мечтающие о небе. Все умные, с прекрасными школьными знаниями – иных в летное училище не брали. Они угощали Антониса домашними разносолами, которые привозили с выходных, и всегда помогали с учебой. В их среде было принято стоять друг за друга горой, вступать за своих в драку, прикрывать. У Антониса никогда не было таких друзей. Позже, вспоминая годы, проведенные в Актюбинске, он думал, что вся неустроенность глубинки с лихвой компенсируется широтой души таких вот ребят.
Возмужавший, с синим ромбиком на груди, Антонис вернулся в Грецию. Он с достоинством протянул деду Лесасу красный диплом летного училища. Это была его первая в жизни взятая высота.
На работе Антонис освоился быстро. Из желторотого птенца молодой специалист Санкинис довольно скоро превратился в полноправного члена экипажа. Коллектив полюбил его за трудолюбие, приветливость, легкость в общении. Жизнь в Актюбинске сделала его неприхотливым и находчивым в быту, а эти качества на борту ценились. Антонису работа нравилась. Особенно она была хороша тем, что во время полета перед глазами открывалась панорама неба. Самолет скользит над бескрайним океаном облаков в раскрашенном яркими красками солнца пространстве. И каждый раз небо разное. Этим зрелищем можно любоваться бесконечно. Кроме эстетического наслаждения, работа приносила моральное удовлетворение от возможности применять свои знания и способности. С момента взлета и до посадки Антонис был обязан быть готовым в любое мгновение указать местонахождение самолета, оставшееся время полета, расход горючего, его запас, внести поправки в курс, скорость и высоту, выдать решение на случай ухода на запасной аэродром из любой точки маршрута. Он должен был привести самолет к цели ни раньше ни позже – в точно предписанное время. В его обязанности входил и сбор данных о скорости и направлении ветра, сносе машины, об облаках, воздушных потоках и многом другом. Все эти данные он должен был проанализировать, сопоставить и выдать пилоту в виде трех цифр: курса, высоты и скорости полета. Решения надо было принимать молниеносно, пока самолет летит, а летит он со скоростью двести шестьдесят метров в секунду. Вольное обращение с цифрами не допускалось, математическое понятие «одна десятая» из его лексикона исчезло. Над педантичной точностью и умом Антониса летные братья подшучивали и… благодарили за них Бога в сложных ситуациях. А еще он постоянно учился, чтобы не отставать от развивающейся техники.
Небо не любит случайных людей, кем бы ты ни был: бортпроводником, пилотом, бортовым инженером – без полной отдачи работе на самолете делать нечего. Надо быть поистине фанатом, чтобы надолго задержаться в летной профессии, ибо это не только романтика, но и тяжкий труд, выливающийся в подорванное здоровье. Не случайно работа членов экипажа воздушного судна причислена к вредным, и непременно отдыхать между рейсами экипажам предписано инструкцией не просто так. Летчик – не бухгалтер и не строитель, он не имеет права работать сверхурочно, иначе самолет может не сесть. Пенсионный возраст для тех, кто совершает перелеты, ниже, чем для большинства других работников. Это правильно, но летчик на пенсии – зрелище печальное. Тот, кто всю жизнь отдал небу, без него уже не сможет. Это еще не старые люди, им хочется продолжать работать, но заниматься любимым делом им нельзя.
Антонис знал, на что идет, он знал, что и ему тоже придется навсегда оставить кабину пилота и спуститься на землю, но это событие произошло гораздо раньше времени. Греческие авиакомпании постоянно обновляют парк воздушного транспорта. Старые модели постепенно стали уходить в прошлое, и вскоре их полностью вывели из эксплуатации. Передовые технологии, усовершенствованные модели самолетов – это прекрасно, но в них штурман не предусмотрен. Всю штурманскую работу в современных самолетах выполняет бортовой компьютер вкупе с пилотами: одно нажатие кнопки – и машина выдает результат с предельной точностью.
Более расторопные коллеги Антониса пересели на вертолеты. Он сначала упирался, а когда понял, что выбора нет, согласился, но было уже поздно – бывших штурманов гражданской авиации оказалось больше, чем вертолетов. Образовался огромный конкурс, пройти который Антонису не светило – работодатели отдавали предпочтение более молодым и здоровым, чем он.
Еще совсем недавно он был довольным жизнью, благополучным мужчиной, уверенным в завтрашнем дне. Штурманам неплохо платили; перед пенсией они откладывали сбережения, чтобы после завершения летной карьеры открыть свой бизнес. Антонис рассчитывал поступить точно так же, и поскольку пенсия была еще далеко, ни о накоплениях, ни о бизнесе он не думал.
Настоящее было скверным, будущее представлялось и того хуже. Куда ему теперь податься? В небо не берут, а больше ничего хорошо делать он не научился. Профессия штурмана доживала свой век в экономически неблагополучных странах, где еще пока летали «илы», «тушки» и прочие устаревшие модели.
Может, махнуть в Россию? – посетила Антониса сумасшедшая идея.
Санкт-Петербург. Январь
Номер телефона, который оставила Ярослава Лакришева, был зарегистрирован на имя Антониса Санкиниса, подданного Греции. По оперативным данным, Санкинис прибыл в Петербург в ноябре и проживал в гостинице «Выборгская». Через месяц он съехал из гостиницы, но страну не покидал. Ни в какой другой гостинице данный гражданин зарегистрирован не был. С добытой из «Выборгской» ксерокопии паспорта смотрела грустная физиономия грека.
Что-то общее у них есть, размышлял Зозуля. Не близнецы, конечно, но похожи. Хотя, когда два человека одинакового типажа, пола и возраста вдобавок имеют южные корни, для многих северян они будут на одно лицо. «Выборгская» находится как раз на «Черной речке», но раз фигурант из гостиницы съехал, то искать его в том районе бессмысленно. Девушка утверждает, что ее знакомый про хранящуюся в ее семье драгоценность не знал. Но это она так думает. Как выяснилось, Лакришевы умением держать язык за зубами не отличаются, когда не надо треплются с каждым встречным. Погибшая Аида Серафимовна о хранящемся у нее сокровище по секрету рассказывала многим. Надо срочно найти этого Антона-Антониса. Уж очень вовремя они с Лакришевой-младшей встретились. И исчез он тоже вовремя. К тому же среди оставленных на веранде отпечатков есть те, которые ни членам семьи Лакришевых, ни бригаде «Скорой помощи», в последний раз приезжавшей к Аиде, не принадлежат. Не грек ли там наследил? Фотография в паспорте Санкиниса, переснятая на ксероксе, была не самого лучшего качества, но и по ней продавщица из Разметелева сумела его опознать. Возвращаясь со смены, она встретила в дачном поселке мужчину.
