Архип Калинкин не слишком-то надеялся, что редактор «утвердит» его нимф, но все равно ему стало обидно. Пусть это неполноценная картина, всего лишь иллюстрация к статье, но он старался, душу в нее вкладывал – и получил в эту душу плевок. Архип все понимал: надо рисовать то, что просят, а не заниматься самовыражением. Суровые лица рабочих, сжимающих в стальных руках инструменты, их боевые подруги – без капли намека на женственность. Никаких фривольностей и легкомыслия! Но это так неестественно и претит его романтичной натуре. Редактор – тоже человек, и ему не чуждо прекрасное, те же нимфы, например. Или танцующие девушки, которых он в прошлый раз притащил вместо «комсомолок» на собрание. Они были чудо как хороши – в своих пышных юбках, с распущенными по плечам волосами. Щечки круглые, румяные, глазки блестящие, шейки белые, ручки, ножки фарфоровые, как у куколок. Они и рядом не стояли с механическими строительницами коммунизма, чьи образы следовало прославлять. Зяблову-мужику девицы понравились, он ими невольно залюбовался, пряча довольную улыбку. Зяблов – редактор пролетарского журнала – скроил строгую мину и прорычал: «Убрать немедленно!»
Да и пожалуйста! Намалюет он им их доярок, обсуждающих решение съезда компартии, и трактористов с трудами Ленина тоже изобразит. В конце концов, жить на что-то надо, и так непонятно, почему до сих пор его с работы не выгнали. Здесь Архип кривил душой: почему его держат в журнале – очень даже понятно! Несмотря на свою политическую неграмотность, он отличный художник – такие плакаты к праздничным датам рисует – залюбуешься, надо лишь его поправлять, чтобы идеология не хромала.
Пройдя по длинному коридору редакции, Калинкин не смог удержаться, чтобы не заглянуть в комнату к машинисткам. Там, как обычно, трудились девушки. Не глядя на клавиши, они набирали тексты и о чем-то щебетали. Увидев Архипа, машинистки замолчали и сделали вид, что они целиком погружены в работу.
– Здравствуйте! – неуверенно произнес Калинкин и направился к миловидной шатенке, сидевшей у окна. – Здравствуйте, Лена! – сказал он еще более неуверенно и смутился.
Девушка вздохнула и одарила визитера кокетливым взглядом. Она была привлекательной и многим нравилась, поэтому внимание иллюстратора принимала как должное. У Лены были красивые зеленые глаза, стройная фигурка и тихий завораживающий голос. Ей пошел двадцать четвертый год, давно настала пора выйти замуж.
– Какая ты счастливая, Ленка! Как он тебя любит! – щебетали девчонки.
Архип совсем обезумел и открыто говорил о своих чувствах при всех. С одной стороны, Леночке это льстило – быть предметом такого обожания. Но с другой – внимание Архипа иногда тяготило ее. «Люблю, жить не могу, выходи за меня замуж…» Розовые слюни! Замуж за него выходи! А жить им где и на что? Тесниться в комнатушке и копейки считать? Нет уж! Была бы у Калинкина отдельная квартира, хорошая зарплата, хотя бы как у главного редактора, она бы еще подумала, а так… Пару раз в кафе-мороженое она с ним сходила, когда ей было скучно, и в кино один раз. Цветы, шоколад – это не в счет, они ей преподносятся из-за ее красоты. У Архипушки оказалось больное воображение – он решил, что она теперь его невеста. Это просто смешно! Лена, правда, вслух смеяться не стала, лишь посмотрела сочувственно на горе-жениха. Все же ей было жаль несчастного влюбленного.
– Любовью сыт не будешь, – возражала Лена. – Он простой иллюстратор.
– Калинкин художник, и весьма талантливый.
– Микеланжело с Рубенсом нашелся! – скривилась Лена. – Что толку от его таланта, если он беден, как мышь? Рисует он красиво, только картины его никто не покупает.
– Он их и не продает, – заметила Вера Николаевна, старшая машинистка. – В свое творчество Архип душу вкладывает, а она у него светлая.
И опять то же самое, по пятому кругу. Все дружно стали ее убеждать, что не в деньгах счастье, главное, чтобы человек был хороший. Лена спорить не стала, она насупилась и молча уткнулась в строки на листе.
– Любовь, душа… что вы заладили! Я в театры хочу ходить, в рестораны, одеваться красиво! И за бедного замуж не пойду! – сказала она подруге, когда они с ней вдвоем возвращались после работы домой.
– Калинкин вовсе не беден, – оглянувшись по сторонам, прошептала Люся. – У него есть очень дорогая картина!
– Да ну, – отмахнулась Лена. – Архип, конечно, рисует неплохо, но его работы ничего не стоят.
– Я не о его картинах. Хотя, кто знает, может, пройдет время, и они тоже получат признание. У Калинкина есть картина Кустодиева! Не какая-нибудь копия, а самая что ни на есть настоящая. Уж не знаю, каким образом она к нему попала.
– Ты ничего не придумываешь? Откуда знаешь?
– Никита сказал. Архип с ним по дружбе поделился, а у Никиты от меня секретов нет. Но я обещала молчать, так что я тебе ничего не говорила.
– Ты меня знаешь, я – никому. А что, эта картина действительно больших денег стоит?
– Конечно, – заверила ее подруга. – Твой Архип – богач!
«Тоже мне, миллионер! Оборванец оборванцем», – размышляла Лена, имея в виду повседневный костюм Калинкина – немодный пиджак и потертые брюки. С таким кавалером и в люди неудобно выйти. Что о ней подумают? Одно дело – иметь голытьбу в поклонниках, и совсем другое – в друзьях, и близких друзьях. «Хоть бы приоделся, что ли, – сморщила она носик, любуясь своим отражением в зеркале. Девушка примеряла новую блузку из голубого ситца. Этот небесный цвет ей очень шел и делал ее еще привлекательнее. – И чего только не сделаешь ради большой любви?!» – подмигнула сама себе Лена.
«Вот скряги! Скряги и свиньи!» – бубнил Архип, пытаясь облагородить уборкой коридор. Сколько раз он просил соседей скинуться на ремонт – все без толку, они за копейку удавятся, спорят до хрипоты, чья очередь менять лампочку на общей территории. Хотя бы были поаккуратней, ноги вытирали бы, прежде чем войти. Убирали коридор по очереди, о чем свидетельствовал график, прикрепленный к стене канцелярской кнопкой. Сегодня была очередь Сидорова – горького пьяницы и дебошира. Убирал он номинально – махнет веником, когда не очень пьян, развезет грязь тряпкой – и вся уборка. Большего от него требовать было бы глупо. Архип печально окинул взглядом следы на полу и принялся подметать. В другой раз он принципиально не взялся бы за веник в чужое дежурство, но сегодня ему было важно, чтобы в квартире было чисто. Имейся такая возможность, он бы расстелил ковровую дорожку от входа в подъезд до своей комнаты и усыпал бы всю дорогу цветами. При мысли о подъезде Калинкин расстроился окончательно, поскольку тот был на редкость обшарпанным и пах сыростью. Ну, как в такой свинарник барышню приглашать! Хорошо хоть освещение на лестнице тусклое, не так видны трещины в стенах. А вдруг Лену испугает убожество его дома? Переступив через порог своей изящной ножкой, она развернется и уйдет?.. При этой мысли Архип от злости сжал веник так, что тот хрустнул. Он давно мечтал об этой встрече, а когда неожиданно девушка приняла его предложение – зайти в гости и посмотреть натюрморты, он буквально засветился от счастья и с нетерпением стал ждать заветного часа. Теперь, получается, все могло сорваться из-за пресловутого быта. Но он напрасно беспокоился: Лену не отпугнул бы никакой быт, она пришла бы в любом случае. Девушку словно подменили: из холодной и капризной она превратилась в нежную и внимательную.
