– Все может быть. Знаешь, как эти проектировщики работают – по пять версий проекта выпускают, за ними не угонишься. На вот, возьми, – выдрал он лист из томика.
Виталик протянул руку и тут же получил внушительный удар в висок. Красный кирпич, который, вероятно, закладывал еще его предок, размозжил голову Гашенкера.
– Эй, ты чего? – глупо поинтересовался Роман. Он сам не ожидал, что это произойдет так быстро. Пульс друга не прощупывался – все было кончено.
Не теряя ни минуты, Дворянкин схватил отбойный молоток и разворотил часть стены. Благо Воробьев давно просил сделать углубление под монтажный шкаф. Роман сидел и пил пиво, празднуя закрытие уголовного дела. В связи со смертью Виталика пиво он выбрал темное – как-никак траур. Если бы не добытые драгоценности, на душе было бы совсем паршиво, но обладание ими заметно улучшало настроение. Показывать их кому-нибудь Дворянкин не собирался и уж тем более дарить. В будущем он планировал пустить драгоценности на свое дело. Но это в будущем, а пока все не уляжется, стоило о них забыть и не совершать никаких движений.
Неожиданно раздался телефонный звонок и испортил его маленький праздник.
– Слышь, бригадир, потолковать надо насчет брюликов. – Голос низкий, неприятный и знакомый.
Звонил Сергей – работяга из его бригады. Откуда он узнал? Услышал, когда этот малахольный – Гашенкер орал на всю ивановскую про драгоценности? Просил же его говорить тише!
– Сергей, ты о чем?
– Не гони, Дворняга! Значит, так. Мне половина – и я ничего не знаю, ни о брюликах, ни о мокрухе, что на тебе висит.
– Хорошо, – сдавленным голосом произнес Роман.
Они договорились о встрече, но Сергей на нее почему-то не пришел. И вообще он надолго исчез.
* * *
Морсин добился того, чтобы до суда Татьяну выпустили из-под ареста. Адвокат был настроен оптимистично, но в то же время не мог дать стопроцентной гарантии, что ее не осудят. Спасибо и на этом, думала Таня. Ей очень хотелось хоть чуточку пожить нормальной жизнью, если такое вообще возможно в ее положении.
Выйдя на свободу, она словно впервые посмотрела на город. Был холодный день с хмурым небом и накрапывающим дождиком. Суматошные улицы со спешащими людьми и автомобилями, а ей не хотелось никуда торопиться – она шла вдвое медленнее, чем все остальные, и, как туристка, смотрела по сторонам, разглядывая детали. У нее внутри что-то перевернулось, будто переключился какой-то тумблер, отвечающий за восприятие мира. Ей впервые стала мешать длинная челка. Таня пригладила ее рукой, но челка все равно свалилась налицо. Надоел стиль, с которым она не расставалась с юности: мешковатые штаны, рубашка, рюкзак. Теперь этот стиль казался ей слишком детским. Нет, модные платья и туфли на каблуках она тоже надевать не хотела – они напоминали печальную историю любви с Дворянкиным. Душа просила чего-то другого, отличного от того, в чем она ходила до сих пор. Простое, свободное, то, что хочется носить для себя, а не для кого-то. Таня подумала, что ее нынешнему состоянию души больше всего подойдут просторные длинные юбки и сарафаны из натуральных тканей, какие она видела в витрине магазина по дороге домой. Автобус застрял на перекрестке напротив витрины универмага, и Танин взгляд остановился на манекене, одетом в этническом стиле. Кожаные и деревянные браслеты, легкая, не стесняющая движения одежда – как раз то, что ей надо. Она подумала, что обязательно сюда приедет, чтобы подобрать что-нибудь для себя.
У нее были кое-какие, накопленные на отпуск, сбережения. Раз уж все равно теперь отпуска не видать, а впереди неизвестность, хоть эти немногие деньки, что осталось провести на свободе, нужно прожить с удовольствием, решила девушка.
И еще Тане хотелось, как когда-то в юности, спрятаться в норке и сидеть там, зализывая душевные раны. Съемная квартира, на которой она жила в последнее время, отталкивала своей пустотой, она была чужой, и поэтому в ней Таня не чувствовала себя защищенной. А вот старый дом деда в качестве убежища вполне годился.
Пожила денек у себя на проспекте Испытателей, отмылась, привела себя в порядок, купила, как и хотела, льняной сарафан и к нему деревянные бусы, а еще уютную шерстяную кофту. Теперь на ее ногах вместо кроссовок обосновались туфли на плоской подошве, рюкзак уступил место холщовой сумке с тесьмой. Волосы решила отпустить, челку убрала под широкий кожаный ободок так, что лоб стал открытым. Таня впервые обнаружила, что у нее красивый высокий лоб. И брови, если их немного подкорректировать, получатся хорошей формы. Сочная бордовая помада и насыщенных тонов тени, которыми она красилась для Дворянкина, ее новому образу совсем не подходили. Ей больше шли нежные, приглушенные тона: светло-зеленый, коралловый. Консультант в магазине ей так и сказала, и Таня, подумав, обновила еще и содержимое своей косметички.
Она появилась на пороге дедовой квартиры в новом образе и с большой сумкой.
– Привет, дед! – чмокнула она его в щеку. – Я поживу у тебя? «До суда», – хотела добавить Таня, но промолчала.
– Живи, если хочешь.
Как ей показалось, Олег Федорович постарел. Или она раньше не приглядывалась к его внешнему виду? Он, как всегда, занимался своей работой и ни о чем ее не спросил. О том, что она провела некоторое время за решеткой, Таня ему не говорила.
Сидя в своей комнатке перед сном, девушка загрустила. Юра, милый смешной мальчик. Он единственный, кто ее любил. Он не улыбается манящей улыбкой дон-жуана, не смотрит откровенным взглядом, от которого пробирает сладкая дрожь, от него не веет той мужественностью, которая берет в плен без боя, потому что кажется, что она гарантирует надежность каменной стены. На самом деле ничего она не гарантирует! Весь этот внешний лоск – мираж, за которым ничего нет. Он как картинка на ТВ. На экране – бесстрашный красавец-киногерой, падающий из вертолета, а за кадром – капризный сибарит, боящийся высоты и пауков.
И как ее угораздило влюбиться в Дворянкина?! Он же никого никогда не любил, кроме себя! А Юра – обычный, но настоящий. Он не говорит жарких слов – все больше молчит, но, боже мой, он столько для нее сделал! Когда все друзья вдруг растворились в своих заботах, когда некому было даже позвонить, чтобы поговорить о погоде и, слушая голос на том конце, успокаиваться, зная, что ты не одна, Юра, один лишь он о ней позаботился. Сколько же стоят услуги адвоката, да такого, что он смог вытащить ее на свободу, хоть и временно? Наверное, Юра отдал все свои сбережения, которые копил не один год. Надо будет непременно когда-нибудь ему отдать, хотя бы часть, если всю сумму он принять не согласится.
Если бы было можно повернуть время вспять, она бы не разменивала свою жизнь на Дворянкина. Как все глупо получилось и какой надо было быть слепой, чтобы не разглядеть в человеке его драгоценной души. Юра – неотшлифованный алмаз, а она предпочла ему блестящую стекляшку. Нельзя так относиться к любящему сердцу. Если тебя кто-то любит, значит, это бог сделал подарок. А она этот подарок не то чтобы не приняла, она его постоянно отшвыривала. И за это теперь горько расплачивается. Преподнесут ли небеса еще раз ей такой подарок, неизвестно. Скорее всего, нет.
